Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– На упаковочной пленке должны сохраниться отпечатки пальцев, – сказал он. – Среди них будут и мои, хоть я старался особенно не захватывать. Так вот, когда ты их снимешь, сравни с отпечатками, которые ты обнаружил на фотографии с датой и на фотоаппарате «Поляроид». Если они совпадут, сразу же сообщи мне в любое время, слышишь?
– Да понял я, понял.
– Про второй конверт не забудь. Я тебе все уже во время созвона объяснил. И не затягивай, ладно?
Веня молча приложил ладонь к виску.
– И побыстрее, родной. Побыстрее, – повторил Гуров.
– Будешь должен, – напомнил Веня.
– По гроб жизни.
* * *
Гуров вернулся домой далеко за полночь. Еще с улицы он увидел, что свет горит только в спальне. Значит, Маша уже легла.
Разувшись, он на цыпочках пересек квартиру и приоткрыл дверь спальни. Их с Машей кровать была пуста.
Гуров сел на край и взъерошил волосы. «Ну что, доигрался? – мысленно спросил он сам себя. – Дошутился? И где она?»
Он вернулся на кухню, сел за стол. Маша просто куда-то вышла, он это понял сразу, заметив, что все ее вещи расположены на привычных местах. Нет, тут не было побега. Просто жены глубокой ночью не оказалось дома, вот и все.
Он заметил на плите знакомую кастрюльку. Подошел, снял крышку, потянул носом воздух. Пахло рассольником. Гуров взял ложку, зачерпнул суп и сунул ложку в рот. Да нормальный рассольник, черт побери!
Ну чем он мог ее вот так обидеть? Шуткой про борщ или разговором с Еленой, которая, как нарочно, решила позвонить ему во время ужина? На самом деле Гуров понимал, что перегнул палку. У Маши сейчас неприятности на работе. Иными словами, ее послали в массовку, передав роль другой актрисе. Или еще что-нибудь. Какой удар по самолюбию. Какая трагедия! Но если без сарказма, то штука неприятная.
Гуров проверил свой телефон – ни одного пропущенного звонка. Проверил уровень громкости – все в порядке.
Некстати вспомнилась Елена, от которой пахло дорогими духами. Не сильно, а едва заметно, и аромат этот появлялся лишь в те моменты, когда она делала какой-нибудь жест. Запах был горьковатым, но не тяжелым. Так, наверное, пахнет ночной Париж.
Если отпечатки на сувенирной коробке совпадут с теми, которые были обнаружены на фотоаппарате и на лицевой стороне поляроидного снимка, значит, они побывали у Елены в руках. Скорее всего, это и были подарки от дяди Вити, от которых потом кто-то избавился. Но кто? Неужели родители?
Ярко вспыхнувший под потолком свет резко полоснул по глазам. Гуров обернулся в сторону двери. На пороге стояла Маша и удивленно смотрела на мужа.
– Тебе так сильно суп понравился? – спросила она, глядя на ложку в его руке.
Гуров и не заметил, что так и остался стоять над открытой кастрюлей. Всего себя отдал работе. Молодец. Ест на ходу, а во время еды думает о чем угодно, только не о ней.
Он положил ложку на стол, подошел к Маше и заглянул ей в глаза.
– Я у Крячко была, ты чего… – отодвинулась от него Маша. – Пьяный, что ли?
– Не пил.
– А я выпила, – заявила Маша. – Мы с Наташкой раздавили бутылку вина на двоих. Стасу, кстати, легче. Завтра собирается на работу.
– Больше так не уходи, – попросил Гуров. – Ни к Крячко, ни к кому другому.
– Но я же вернулась.
– Вижу.
Гуров пошел в спальню и упал на кровать вниз лицом. Чуть позже пришла Маша и легла рядом. Обняла его, но Гуров не отреагировал.
А Веня Овечкин сосредоточенно занимался образцами. Ему все равно не спалось.
* * *
Гуров закончил писать отчет и распечатал его в трех экземплярах. Один из них протянул Стасу.
– Читай. Ты многое мог пропустить.
В кабинет заглянула секретарша Петра Николаевича Орлова.
– Ребята, он приехал.
– Спасибо, Верунь.
Дверь закрылась.
– Читай, читай, – обернулся Гуров к Стасу. – Мне нужно знать, что ты думаешь по этому поводу.
Стас быстро пробежал взглядом по тексту.
– Не знал, что ты вчера был на «Фотон-М». Думаешь, Громов и там засветился?
Гуров присел на край стола.
– Соболев заметно среагировал на его фамилию. А потом я еще и паспорт показал. Но я не могу понять причину, по которой Соболев бы его грохнул, равно как и не могу увязать место убийства с тем же Соболевым.
– Соболев тут ни при чем, – предположил Стас. – Но твоя версия, что он, весь из себя такой коммунист и общественник, вдруг вынужден был сотрудничать с КГБ, мне кажется вполне реальной. Кто, кроме него, мог принять на работу человека, который вообще ничего не понимает в процессе? И приглядывать за ним потом? А того, кто воровал секреты производства, в итоге так и не нашли? – Стас перелистнул страницу. – Ради кого все тогда затевалось в «Фотоне-М»? Кто сливал секретную информацию? Ведь именно этого человека пытался обнаружить КГБ.
– Думаю, Стас, ты слишком глубоко копаешь, – заметил Гуров. – Операцию прервали. Кто там кого нашел – не наше дело. Главное, что Громова с предприятия убрали.
– А если это был Трифонов? – предположил Стас. – Но Громов, влюбившись в его жену, пощадил соперника.
– Он бы скорее от него избавился, – возразил Гуров.
– Но не смог, потому что пожалел опять же свою любовницу.
– И молча страдал долгие годы, это ты хочешь сказать? – усмехнулся Гуров. – Ну прям мадам Бовари с Кутузовского проспекта. Честнейший и всецело преданный партии Иван Алексеевич Трифонов априори не мог быть шпионом.
– Это да, – согласился Стас. – И все-таки я обалдеваю: оба чуть не провалили дело из-за женщины, которую не смогли поделить.
– Пойдем к Орлову. – Гуров стянул со стола свой экземпляр распечатки. – Запутаем и его. Пусть анализирует.
* * *
Петр Николаевич с утра мучился головной болью. Он не спал с трех часов ночи, кое-как приплелся на работу и молился, чтобы никто о нем подольше не вспомнил. Молитва не помогла. Сначала активизировалась прокуратура, потом позвонил Гуров и сообщил, что заполучил образцы отпечатков пальцев Елены Трифоновой. А роль вишенки на торте сыграл Стас Крячко, внезапно появившийся на пороге. Гуров зашел в кабинет следом и закрыл дверь на ключ.
– Ну и видок у тебя, – вырвалось у Льва Ивановича при взгляде на генерал-майора. – Мигрень?
– Да вот, прихватило, – буркнул Орлов. – Выпил таблетку. Жду, пока отпустит.
– Давай-ка я тебя попробую отвлечь, – предложил Гуров. – Вчера я встречался с Еленой Трифоновой. Сама позвонила.
– Ты, Лева, везде пролезешь, – заметил Орлов. – И что говорит?
– Она не стала скрывать, что Громов был