Запросто, между прочим! Весьма возможно, той самой, котораяс таким понимающим выражением уставилась на белый Альбинин букет и с плохоскрываемым злорадством сообщила, что передачу взять не может, потому чтобольной Налетов сегодня утром выписался.

– То есть как это – выписался? – с ужасом спросила Альбина.

– Как все, – пожала плечами девушка в окошке. – Не может жеон вечно болеть для вашего удовольствия! Вы что-то вроде не рады?

Вот же зараза…

Альбина ринулась прочь через весь вестибюль, норовя поскореескрыться от взгляда не в меру проницательной девицы. Конечно Альбина рада! Онарада, конечно, она счастлива, что Герман наконец-то выздоровел, что эти неделистрахов, и переживаний, и слез, и замираний сердца остались позади, теперьможно не бояться. А все-таки как подумаешь, что не было у нее в жизнисчастливее часов, чем те, которые она провела рядом с ним в пропахшихдезинфекцией и кровью закутках лагерной больнички… как подумаешь об этом, так иназовешь себя садомазохисткой, другого слова не подобрать!

Что-то звучно лязгнуло рядом, она вздрогнула, отшатнулась.Ах да, это же троллейбус подошел. Вот уж правду говорят: лучший способдождаться – перестать ждать. Чепуха! Она, к примеру, перестанет с сегодняшнегодня ждать чудесной встречи в вестибюле кардиоцентра, но это вовсе не значит,что встреча когда-нибудь состоится!

Кто-то истошно посигналил сзади, троллейбус тронулся.Началась толкотня: народ пробивался к последним свободным сиденьям.

Альбина протиснулась к заднему окну, пристроила цветы усамого стекла, за поручнем. Как ни странно, им даже в этой давке ничего несделалось. Хотя теперь это не имеет никакого значения. И зачем она вообщепотащила их обратно? Надо было оставить где-нибудь на лавочке в больничномсадике. Не домой же нести, мучиться от несбыточных мечтаний!

Она бездумно смотрела в грязное стекло на белый джип,который пристроился за троллейбусом и не отставал, только вдруг начинал иногдасигналить. Тесно ему, что ли? Ну и обогнал бы, дорога, вон, совершенносвободная. Смешно!

Смешно было так же и то, что сидевший за рулем джипабеспрестанно махал рукой. Солнце било прямо в ветровое стекло автомобиля,Альбина ничего не видела, кроме блескучего светового пятна, однако эти маханьяужасно ее раздражали. Тоже мне, каскадер – вести машину одной рукой. А может, онпросто выставляется, потому что кто-то смотрит на него? Она отвернулась всердцах – и в ту же минуту в боковом стекле увидела белый джип, который пошелна обгон троллейбуса, отчаянно при этом сигналя. В следующее мгновение Альбинувместе с толпой пассажиров резко бросило вперед: троллейбус внезапнозатормозил.

– Ой, что ты творишь, не картошку все-таки везешь!

– Да он не виноват, его какой-то джип подрезал.

– Ух, эти новые русские, всех бы их строем на лесоповал!

– Да ему что-то надо, этому парню, он с водителем говорит, –раздавалось на разные голоса.

Лязгнули, открываясь, двери.

– Что, авария? Не поедем дальше? – громко заволновалиськругом, и вдруг голос, усиленный микрофоном, перекрыл шум:

– Альбина! Альбина, выйди, пожалуйста! Это Герман.

У нее ослабели ноги. Было такое ощущение, что внутри костервспыхнул. Лицо запылало так, что люди начали на нее оборачиваться: может быть,их тоже обжигало пламенем этого костра?

– Альбина! – снова раздался голос. – Пожалуйста, выйди, я жетебя видел на задней площадке!

Кто-то пихнул Альбину в бок. Худенькая, отчаянно накрашеннаядевица смотрела во все глаза:

– Ну иди, чего стала? Он же тебе всю дорогу из джипа махал,а ты как деревянная. Я-то думала, он мне машет…

– Идите, идите, девушка, не задерживайте. И так сколькождали этого троллейбуса, а теперь еще из-за вас стой тут! – загомонили вокруг.

Альбина ринулась к дверям.

– Эй, цветы!

Та же девчонка протянула ей букет, вытаращив глаза при видестоящего на обочине Германа.

– За-ши-бись! Везет же людям! Иди скорей, а то я вместо тебяпойду. Эй, а ты уверен, что тебе нужна именно Альбина, а не Томка?

Герман только рукой взмахнул, и двери сомкнулись за спинойАльбины прямо перед Томкиным носом.

– Давай по-быстрому в машину, а то троллейбусу меня необъехать, – потащил ее вперед Герман.

Вскочили в джип, и тот, прощально посигналив, рванул сместа.

Альбину прижало к спинке. Сидела прямая, как палка, уронивна колени букет, ошеломленно глядя вперед.

– Может, поздороваемся? – сказал Герман, заруливая в первыйже «карман». Заглушил мотор и повернулся к Альбине.

Она отпрянула, выставила перед собой букет, как щит:

– Здравствуйте. Это вам.

Он мгновение смотрел на нее, потом взял букет.

– Спасибо.

Перегнулся через сиденье, подал Альбине что-то… невероятное,зелено-алое.

– А это вам.

Роза! Одна роза – на длинном стебле, полураспустившаяся,влажная, благоуханная, алая, как…

Альбина смотрела на нее завороженно, боясь прикоснуться.Потом робко протянула руку, взяла – и ойкнула, уколов пальцы.

– Давай ее лучше вот сюда положим, хорошо? – Роза легларядом с гвоздиками под ветровое стекло. – Ей только в вазе стоять, такойколючей.

Теперь между ними уже ничего не было, никакой защитнойстены.

Альбина нервно сплела пальцы.

– Как ты… как вы?..

– Хочешь спросить, как я здесь очутился? – кивнул Герман. –Тебя ждал. Девочки в приемной мне сказали, что ты обычно приезжала междучетырьмя и пятью, ну, я и окопался там где-то около четырех. Смотрел во всеглаза, а увидел тебя уже на остановке, и троллейбус подходит. Ну, я и рванул.Конечно, в крайнем случае, я бы тебя завтра на работе нашел, но мне хотелось стобой еще сегодня увидеться.

– Зачем? – шевельнула губами Альбина.

– Что зачем? Увидеть? Н-ну… – Он поглядел исподлобья. – Я жене спрашиваю, зачем ты каждый день… кстати, как ты узнала, что я больше всехцветов люблю белые гвоздики?

Альбина зачем-то покачала головой.