Он хихикнул скорее нервно, чем польщенно.

– Ты смотришь на меня так, словно съесть хочешь.

– На меня она так не смотрит, – с грустью сказалКитто.

От этих слов я пришла в себя: мне нужно было сказать емучто-то ободряющее. Я начала замечать, что главная проблема с несколькимимужчинами одновременно не в том, чтобы правильно выбрать позицию для секса, а втом, чтобы не ранить чьи-то чувства, случайно оставив его "забортом". Сложности возникали не из-за числа тел в постели, а из-за числасердец и умов.

Я дотянулась до колена Китто. Он стоял очень близко:предполагалось, что он учится новой позиции.

– Гален – моя первая любовь, Китто, первый мужчина,которого я пожелала. Первый, кого я полюбила. Я годами мечтала о нем, преждечем он пришел в мою постель. Тебя я узнала совсем недавно. О тебе я не моглабезнадежно фантазировать долгими ночами.

– Не переживай, – сказал Никка, – на меня онатоже так не смотрит.

Я посмотрела на него:

– Я не представляла, что...

Он поднял руку и прервал меня.

– Я не обижен, Мерри. Все, у кого были глаза, знали,как долго ты страдала по Галену. Ты бегала за ним, словно щенок, еще тогда,когда и сама не понимала, видимо, почему он так тебя привлекает.

Не могу сказать, что сравнение со щенком мне оченьпонравилось, но протестовать я не стала, потому что применительно к моимчетырнадцати годам это было, наверное, очень даже точно.

– Мерри, – ахнул Гален, – ты покраснела!

Я закрыла лицо ладонями. Я редко краснею вообще-то. И сейчася покраснела не за себя, а за ту давнюю девчонку. Та девочка, какой я когда-тобыла, провалилась бы сквозь землю, узнав, что ее "тайная" любовь нидля кого не была тайной.

Мне на запястья легли чьи-то ладони.

– Мерри... – Голос Галена был так же нежен, как идвижение, которым он отвел с лица мои руки. – Ты краснеешь из-за меня?

Я просто не могла на него посмотреть.

– Из-за того, что все вокруг все знали. Я не думала,что была видна насквозь.

– Нас всех насквозь видно в четырнадцать лет, –сказал он с улыбкой.

– С тех пор, как мне было четырнадцать, прошлонесколько веков, – улыбнулся Никка, – но если память мне не изменяет,Гален прав.

– Гоблинам такие тонкости не свойственны, –заметил на это Китто.

– Что ты хочешь этим сказать? – спросил Гален.

– Что когда гоблин хочет кого-то, это знают все. Мы невидим причин скрывать свое восхищение, разве что когда другой гоблин можетсчесть это восхищение оскорбительным. Мы совсем не тонкие в этих материях, номы умеем скрывать свои чувства, если приходится.

Я протянула ему руку ладонью вверх. Он взял ее снедоумевающим видом.

– Чего ты хочешь от меня, принцесса?

– Улыбки, – сказала я.

Он пришел в еще большее недоумение.

Гален пояснил:

– Она хочет прогнать тень из твоих глаз.

Китто наградил нас обоих робкой улыбкой и покачал головой:

– Мне нравится быть сидхе.

Я сжала его руку и сказала бы что-то утешительное, но Никкавыбрал как раз этот момент, чтобы погладить меня рукой, и все слова вдругвылетели у меня из головы.

Потом он убрал руку и сказал Галену:

– Покажи Китто его позицию, чтобы у меня перед глазамибыло достойное зрелище, когда она будет готова.

– Скажи мне, когда настанет момент, – попросилГален.

– Мне не придется тебе говорить, – ответилНикка, – ты и так поймешь.

Аромат цветов ослабел, лишь угадываясь в воздухе. Как еслиоткрыть дверь в давно запертую комнату: улавливаешь едва ощутимый аромат, и онтут же исчезает, и ты думаешь, не почудился ли он. Так уходят из мира смертныхпривидения и духи. Многое, что люди принимают за призраки, – это тенибылого, тени тех существ, что не были по-настоящему смертными.

Я немедленно потянулась к Галену, но он засмеялся иотгородился рукой.

– Дай мне сначала встать как нужно; в таком положенииты себе шею потянешь.

Он придвинулся ближе, сжав мне плечи коленями. В этой позе яотдавала контроль мужчине. Но Гален глядел на меня, и его глаза заполнялись тойтемнотой, какая появляется только в интимнейшие моменты, а сам он подавался комне... Мне пришлось отвести голову назад, чтобы вдохнуть.

– Ты знаешь, чего я хочу, – сказала я.

Он покачал головой.

Я провела руками по его ягодицам.

– Никка изольется в меня, а потом я прикосновениемверну его в готовность. Он послужит этой ночью и мне, и Бидди. Почему тебе неиспытать два оргазма за ночь?

– Я обычно так и делаю.

– Давай один раз так, а потом – как ты захочешь? Нупожалуйста, Гален!

– Я бы полмира отдал за то, чтобы женщина так меняпросила, – сказал Китто. – Не отвергай этого дара.

Я на Китто не смотрела, для меня сейчас существовал толькоГален.

А он все так же смотрел на меня.

– Пожалуйста, – повторила я.

Гален снова придвинулся.

– Принцесса не должна умолять, – последнее, что ярасслышала перед тем, как предаться давно желанному наслаждению.

Внизу скапливалась теплая тяжесть. Никка остановился. Онпочти не двигался, только изредка я ощущала быстрые прикосновения – достаточно,чтобы возбуждение не ослабевало, но и близко не то, что было нужно для оргазма.В других обстоятельствах это раздражало бы, но сейчас лишь позволяло мне сосредоточитьсяна ощущении Галена, ощущении, в котором прежде мне было отказано. А Галенсдерживался. Он не давался мне целиком, даже наполовину не давался.

Сдавленным голосом, выдававшим напряжение, которого емустоил этот зачем-то удерживаемый контроль, он сказал:

– Никка, почему ты остановился?

– Решил дать вам насладиться друг другом, не слишкомотвлекаясь на меня. Хотя, судя по тому, что она делала с Шалфеем и Мистралем,ты слишком осторожничаешь.

– Я не хочу сделать ей больно.

В том-то и дело. Я сумела высвободить руки и толкнула его.

– Я хочу чувствовать тебя, Гален, всего тебя.

– Но тебе ведь будет больно?

Никка лег щекой мне на ногу и сказал:

– Ты же был в том коридоре. Ты видел ее с Мистралем.

Гален кивнул.