– Очень простая. Мне Варька уже полгода ее излагает.Побеждает сильнейший, понимаешь? Не кто больше денег зарабатывает и не тот, ктоначальник, понимаешь? А тот, кто уверенней себя чувствует. Тот, кто в пареболее… защищен. Тот, кто знает, что его никогда не бросят, не предадут и… Вобщем, тот, кто сильнее. Вот у нас с Варькой может быть только девочка. А у васмальчик.

– Потому что ты ее никогда не бросишь и не предашь илипотому, что она сильнее?

Волошин посмотрел с подозрением – не смеется ли. Разлоговбыл чрезвычайно серьезен.

– Хорошо, а у нас тогда почему мальчик?

– Да потому что Глафира совсем раскисла, говорю же! Висит утебя на шее день и ночь.

– А мне это нравится.

– Очень хорошо. Но в данный момент ты победитель, а не она!

– Ахинея какая-то, – подумав, сказал Разлогов. – Заедем вшколу, а? Глафира велела Вовку тоже привести.

– Заедем, – согласился Волошин.

Джип повернул в тесный, уставленный машинами переулок вцентре старой Москвы и стал медленно пробираться к зданию школы.

– Как он? – спросил Волошин, разглядывая школу. – Привык?

– Привыкает потихоньку. В субботу пошли к Белоключевскомулошадей посмотреть, так он потом три часа рыдал, что жеребят держат в отдельномзагоне. Он думал, что это такой лошадиный детский дом. Насилу мы его успокоили.

– А про мать не спрашивает? – осторожно поинтересовалсяВолошин.

– Глафира ему мать, – отрезал Разлогов, – и точка! И не хочуя больше вспоминать, Марк! Все. Только вперед.

– А ты не думал, что…

– Сто раз думал! И ничего не придумал. Доказать ничегонельзя. Вера умерла от сердечного приступа, как и я должен был, если бы тогдаГлафира не подоспела! Мы заключили с Мариной соглашение. Я не пытаюсь еепосадить, а она не пытается испортить мне жизнь. Из Иркутска не выезжает,играет там в театре. Это я могу проконтролировать. И все. Правда, больше нехочу, Марк. – Он вдруг нацепил на нос темные очки. – Я хочу свою жизнь. Яслишком долго жил какой-то чужой.

– Ненастоящей, – подсказал Волошин.

– Ненастоящей, – согласился Разлогов, – театральной. А уменя жена, работа и полтора ребенка.

– Я думал, что для тебя самое главное – Марина. Я долго такдумал! Я не понимал, что у вас за отношения с Глафирой! У тебя бабы, у неемужики…

– У нее был только один, – поправил Разлогов. – И то потомучто я… Я ее послал, вот она и пошла туда, куда я ее послал. То есть искатьмужчину своей жизни. – Он как-то моментально вышел из себя. – Я никому недоверял после… Марины. Не мог и не хотел! Ну как же иначе?! Я все времяподозревал Глафиру в том, что она тоже играет, а она всегда была настоящей, нетеатральной, понимаешь?! Только я не мог и не хотел в это верить!

– Что ты орешь?!

– Я не ору. Я говорю. Я думал, если буду правильнозащищаться и больше никого и никогда не пущу в свою жизнь, у меня всекак-нибудь наладится. А наладилось все только с Глафирой. Но я очень ее боялся.Я думал, что у нас вполне могут быть просто хорошие отношения, а любовь эту явидал в гробу! И когда я понял, что это она меня видала в гробу, а я ее люблю,на самом деле люблю, вот тогда я и решил, что пора завязывать с девицами иразводиться с Мариной… И вообще!.. Что ты пристал?! Я и так нервничаю.

– Смотри, вон один из твоих полутора детей!

– Вовка! – крикнул Разлогов в окно. – Давай сюда быстрей,здесь машинам стоять нельзя!

Маленький Разлогов подбежал и, деловито сопя, полез назаднее сиденье. Портфель он волочил за собой, и он никак не влезал в салон.Разлогов перегнулся и помог.

– Пап, а ты чего сам приехал?

– А мы сейчас с тобой и с мамой в больницу заедем.

– Ой, я не хочу, – перепугался маленький Разлогов. – Давайне поедем, а, пап?

– Мама просила нас приехать, – объяснил большой Разлогов. –Нам сегодня должны сказать, кто родится, мальчик или девочка.

Маленький Разлогов подумал немного.

– А может, жеребенок, пап? Они такие… волшебные!

«Волшебные» – это было Глафирино слово, и у Разлогова ни стого ни с сего защипало в носу.

– У людей рождаются мальчики или девочки, а жеребята улошадей, – объяснил смеющийся Волошин. – Так что у тебя будет брат, а сжеребятами играть будешь у соседей.

– А может, сестра? – предположил Разлогов-старший.

– Побеждает сильнейший, – убежденно сказал Волошин, – вотувидишь!

Глафира, бледная, отекшая и пузатенькая, долго целовалаВовку, как будто не виделась с ним много лет, потом долго целовала Разлогова,словно обрела его только что вернувшимся с войны, потом, не в силахостановиться, обняла Марка и сказала ему, что очень рада его видеть.

– Да мы утром виделись, – растерянно сказал Волошин ипогладил ее по спине, – ты же заезжала!..

– Ах да, – спохватилась Глафира, – но все равно я очень,очень рада тебя видеть!

– И так все время, представляешь? – жалобно спросил Разлогову Волошина и обнял хлюпающую носом супругу. И поцеловал в губы.

– Мальчик, – твердо сказал Волошин. – Точно тебе говорю,мальчик!

…В кабинет они зашли вдвоем, Волошин с Разлоговым-младшимостались в больничном скверике встречать запоздавшую Варю.

Глафира долго возилась, не решаясь улечься на узкую кушетку,вокруг которой громоздились сложные странные приборы, поглядывая на врачиху, ивид у нее был перепуганный.

– Ничего, – сказал Разлогов и улыбнулся дрожащей улыбкой. –Давай. Все самое страшное позади.

– Только вперед? – спросила Глафира и поцеловала его прямопри врачихе. Та фыркнула насмешливо.

– Что это вы, мамочка? Боитесь, что ли? Ничего-ничего, все увас отлично, анализы прекрасные, а сейчас все своими глазами увидите! Ложитесьаккуратненько, вот так.

Разлогов судорожно вздохнул и отвернулся. Ему было страшно,даже руки покрылись «гусиной кожей», как от холода.

…Кто там! Побеждает сильнейший?..

– Так что волноваться не надо, – приговаривалажизнерадостная врачиха, – это всего лишь ультразвук, и он сейчас все покажет…

Глафира лежала затаившись, в окна светило солнце, отражалосьот сложных замысловатых приборов!