Корнелиус с трудом согнул локоть, поднося пузырек к губам.Если пальцы разожмутся – всё, конец.

Стеклянную пробку выдрал зубами. Влил в рот остаток лиловогоэликсира, до последней капли, обессиленно откинулся навзничь.

Не слишком ли поздно?

Сначала показалось, что поздно: хотел сглотнуть слюну ипочувствовал, что не может. Вот и горло вышло из повиновения.

Успеть бы произнести молитву, пока не отказали губы и язык,подумал Корнелиус, и в ту же секунду вдруг ощутил, как саднит правое плечо – тосамое, которым он, падая, ударился об пол.

Фон Дорн никогда не предполагал, что боль может вызвать вдуше такое ликование. Эликсир действовал!

И действовал быстро: сначала ожили руки, потом получилосьсесть, а еще через несколько минут капитан, слегка покачиваясь, уже стоял наногах.

Возблагодарив Пресвятую Заступницу и Ее Пречистого Сына зачудесное спасение, Корнелиус выволок из-под стола неподвижного Вальзера.

Что делать с этим безумцем? Убить? Он заслужил смерти, нофон Дорн знал, что не сможет хладнокровно лишить предателя жизни. Одно делоприкончить врага в жаркой схватке, а убивать слабого и беззащитного как-то непо-рыцарски.

Отпустить, предварительно отобрав Замолея? Но этотбезобидный на вид старик опасен. Он прочитал достаточно из страшной книги,чтобы разбросать по миру ее ядоносные семена…

От удара об угол на виске лежащего образовалась вмятина,прямо на глазах наливавшаяся синим и багровым. Корнелиус потрогал ямку пальцеми вздрогнул, нащупав под тонкой кожей острый край проломленной кости. ОттянулВальзеру морщинистое веко, перекрестился. Получалось, что судьбу аптекаряГосподь уже решил. Просветитель человечества был мертв.

Сверху, в горнице ударили часы – через открытый люк донессяодин удар, второй, третий.

Три часа ночи! Скоро вести роту в Кремль!

Фон Дорн заметался по склепу, то вытаскивая из сундукакниги, то пряча их обратно. Перепрятывать сокровище было некогда. Да и зачем?Чем плох этот хитроумный тайник? Еще неизвестно, удастся ли Матфееву осуществитьсвой замысел. При живом наследнике кричать царем младшего брата – этопопахивает государственной изменой. Конечно, Артамон Сергеевич умен идальновиден, но все же разумнее будет до поры оставить Либерею здесь.

Капитан закрыл крышку алтын-толобаса, сверху немногоприсыпал землей, утоптал. Забыл про Замолея!

Скверная книга по-прежнему лежала на столе, прельстительнораскрытая. Корнелиус гадливо захлопнул ее и прищурился от сверкания огненныхлалов. Бесовское сияние!

Он сунул фолиант в рогожный мешок и кинул на пол, поверхалтын-толобаса. Пускай сатанинское писание стережет драгоценные книги.

Выбравшись наверх, тщательно прикрыл плитами тайник. Часыпоказывали половину четвертого пополуночи.

Ах, беда! В четыре у роты подъем – командир должен быть наместе!

Если из-за алчности он, рыцарь фон Дорн, подведет своегоблагодетеля, от подобного бесчестья и позора останется только одно – наложитьна себя руки.

Настает великий день! Черт с ними, с сокровищами! Сначалачесть, остальное потом.

Только б успеть, только б не опоздать.

Корнелиус выбежал за ворота, ведя коня в поводу. Кое-какприкрыл створки. Звеня шпорами и придерживая шпагу, сел в седло.

Напоследок капитан оглянулся, и ему показалось, что домАдама Вальзера смотрит на него тринадцатью недобрыми подслеповатыми глазами.

Теперь доктор и магистр оба стояли на четвереньках, опустивголовы книзу и рассматривали залитую белым, неживым светом четырехугольнуювыемку размером в квадратный фут. От кольца остался только рыжий бубликржавчины, но грубо высеченная в камне скоба была совершенно целой – да и что сней могло сделаться за каких-нибудь триста лет?

– Подденем ломом? – выдохнул Фандорин.

– Нет, лучше попробуем руками, – тонким, не похожим на свойголосом ответил Максим Эдуардович. – Господи, неужели нашли?

Взялись за скобу вдвоем, потянули. Сначала плита сделалавид, что приросла насмерть и ни за что не покинет своего ложа, но со второгорывка жалобно скрипнула и пошла, пошла вверх. Она была еще менее тяжелой, чемверхняя.

Когда кладоискатели отложили ее в сторону, в полу открыласьчерная дыра, и оттуда в лицо Николасу дохнул запах Времени: обычно столь трудноуловимый, он был густым, вязким и дурманил много крепче, чем гашиш, которымбудущий магистр баловался в студенческие годы, когда был легкомыслен иподвержен чужим влияниям.

Партнеры замерли над потайным люком, переглянулись. Вид уБолотникова был совершенно безумный – волосы растрепались, лоб в черныхполосах, зрачки так и мечутся из стороны в сторону. Надо полагать, я выгляжу нелучше, подумал Фандорин. Еще бы, всего шаг остается до всемирной славы,сумасшедшего богатства и, что еще драгоценней, до разгадки тайны, возможно,самой неприступной и интригующей из всех, что известны истории.

– Ну, кто первый? – спросил Николас. – Сейчас, принесулестницу, и решим. Только не светите без меня вниз, ладно?

Ступил на деревянный настил, поднимавшийся над люком фута надва, и зашарил узким, сфокусированным лучом по полу – где тут были остальныеинструменты и свернутая веревочная лестница? А, вот. Кружок света выхватил изтемноты рукоятку кирки, черную трубку домкрата и чуть в стороне еще что-тостранное – белое и полукруглое. Кажется, спортивный туфель. Нет, черный кед срезиновым ободом и белой шнуровкой. Должно быть, из той кучи мусора, которуюони с архивистом перекидали лопатами.

Фандорин повернул фокатор, чтобы круг света стал менееинтенсивным, но зато более широким.

Из темноты с бесшумной стремительностью ночного кошмаравыросла фигура: сначала ноги, потом клетчатая рубашка, белое лицо,забликовавшее стеклами очков, светлая косая челка на лбу.

Увидев перед собой убиенного Шурика, магистр испытал даже нестрах, а сокрушительное, горчайшее разочарование. Так он и знал! Всё это сон,обыкновенный сон: потайная дверца в полу, аромат застоявшегося Времени. Сейчасзазвенит будильник, надо будет вставать, чистить зубы и делать зарядку.

В руке у приснившегося киллера вспыхнул и тут же погасогненный шарик, и фонарь вдруг дернулся, лопнул, рассыпался мелкими осколками.Сквозь этот тихий звон донеслось знакомое тошнотворное чмоканье.