Есть и другой вариант, еще менее приятный, подумал Николас,стоя в кромешной тьме. Это не сон, а сумасшествие. И ничего удивительного послевсего, что произошло за последние дни. Что ж, по крайней мере в тюрьму заубийство не посадят, будут лечить и, может быть, даже вылечат.

– Что там у вас? – раздался голос Болотникова. – Фонарьгрохнули? Какой вы нескладный! Сейчас посвечу.

Что это? Кажется, шорох медленно приближающихся шагов?

Николас попятился назад – туда, где из ямы в полу сочилсярассеянный, весь в крупицах танцующей пыли свет.

Вопреки воспитанию и убеждениям, откуда-то из детства илиглубин подсознания, пятнистой змеей выполз и третий вариант: привидение.

Фандорин никогда не верил в потусторонние силы, бродячихмертвецов и прочую дребедень, а тут вдруг сделалось невыносимо страшно – дотошноты, до холодной испарины. Что там такое надвигается из темноты?

Николас допятился до пролома и ступил вниз, чтобыдотронуться до живого человека. Схватил Максима Эдуардовича за плечо, потряс.

– Какого черта? Что за… – раздраженно буркнул сидящий накорточках архивист, обернулся и поперхнулся.

Его лица Николас не видел, потому что фонарь светил вниз, вдыру. Выходит, не выполнил Болотников просьбу коллеги, но сейчас это уже неимело значения.

– Кто это? – резко спросил Максим Эдуардович. – Кого выпривели?

Во всяком случае, это не сумасшествие, понял Фандорин, нооблегчения не испытал. Медленно повернулся. Призрак был рядом, на самом краюямы. Теперь он утратил объемность, превратился в черный силуэт, но этонесомненно был фантом Шурика.

Бедный Болотников еще ничего не понял. Кажется, онвообразил, что в подвал проник какой-то бродяга и засердился:

– Как он сюда попал? Кто это? Хороша у нас охрана, нечегосказать. Эй вы, шварцнегеры! – крикнул он во все горло и подавился, потому чтопотусторонний Шурик сел на корточки и зажал архивисту рот.

Прямо перед собой Николас видел поблескивающие очки привидения,– Тише, мыши, кот на крыше, – сказал призрак и зашелся тихим смехом. – Привет,Колян. Классно мы тебя тогда прикололи, да? Ах, прощайте, помираю.

Он захрипел, раздвинул губы, и на подбородок потекла темнаяструйка. Шурик хмыкнул, выплюнул что-то изо рта, объяснил:

– Гранатовый сок в пакетике. Захватил, чтоб тебя повеселить.А ты, дурачок, купился. Умора!

Затем обернулся к Максиму Эдуардовичу, так и застывшему сприкрытым чужой ладонью ртом.

– Что, гнида, узнал сердечного друга? Узнал. И навалил впортки. Правильное решение. – Шурик убрал руку, брезгливо вытер о рубашку.Захотел Седого кинуть? Зря, Макс, зря. Сам навел, сам семафорил, немалыебабульки схавал, а после придумал для себя скрысятничать? Обиделся на тебяСедой, жутко обиделся. Вот, велел передать.

С этими словами Шурик быстро поднял руку – не ту, которойтолько что зажимал Болотникову рот, а другую, с длинной черной трубкой(знакомой, слишком знакомой Фандорину!) – приставил глушителем прямо ко лбуМаксима Эдуардовича, и в следующий миг голова архивного Моцарта дернулась,будто задумала сорваться с шеи, а сам доктор исторических наук завалился назади, ударившись о края люка, исчез, в зияющей дыре.

Черная трубка, пахнущая горячим металлом и порохом,повернулась к Николасу. Он зажмурился.

И услышал:

– Не трусь, Колян. Седой тебя с заказа снял. Дыши кислородом– можно.

– Снял? Почему снял? – деревянным голосом спросил Фандорин.

– Понравился ты ему. Говорит, отвязный мужик, пускай живет.

Глаза Николаса уже привыкли к слабому освещению, и теперь онвидел лицо убийцы вполне отчетливо: и растянутые в улыбке тонкие губы, игладкий мальчишеский лоб, и щеки с ямочками.

– Я? Понравился Седому? Но разве мы с ним… Фандорин недоговорил застонал, кляня собственную тупость. Ну конечно, конечно! Всё же такпросто!

Он не столько спросил, сколько констатировал:

– Болотников с самого начала работал на вас? Наткнулся намою статью и сразу побежал к Седому, да?

– Не знаю, на что он там наткнулся, но с Седым они покорешам давно, еще когда Владик на эту самую комиссию бабки отстегивал.

Итак, Седой был спонсором комиссии по поискам библиотекиИвана Грозного. Вот почему, прочтя статью в британском журнале и поняв, чтопоявился шанс найти Либерею, Болотников обратился за помощью именно к нему.Выманил лопуха-англичанина в Москву, передал его в опытные руки Шурика, а самзанялся изучением письма. Не было у Максима Эдуардовича никакой фотографическойпамяти – просто грамотка находилась в его руках так долго, что первые ее строкион запомнил наизусть.

А что было потом?

Тоже ясно. Почти сразу же Болотников понял, что в левойполовине документа содержатся некие зашифрованные сведения, понятные толькознатоку истории рода фон Дорнов. Вот почему Шурик получил от своего шефа приказпрекратить охоту на англичанина, а наоборот, подбросить ему кейс обратно. Болеетого. Седой решил взять магистра под собственную опеку, для чего и устроилинсценировку с дракой и пальбой – надо сказать, весьма убедительную. План был,что называется, fool-proof[21]: запугать Николаса и поставить его в положение,когда ему не к кому будет обратиться за помощью. А тут верное убежище –отсиживайся, сколько хочешь. Полный комфорт, да и полное содействие, если отскуки надумаешь заняться решением некоей головоломки. Если бы подвыпившийНиколас не поддался приступу альтруизма, всё именно так бы и вышло…

– Значит, Влад и есть тот самый Седой, – горько усмехнулсяФандорин, вспомнив душевную широту чудесного флибустьера. – Почему «Седой»? Онже молод.

– Потому что Соловьев, – непонятно ответил Шурик.

Ладно, это было неважно. У Николаса имелся вопроспосущественней.

– В чем перед вами провинился Болотников? Или просто стал ненужен?

– Шибко умный стал. Захотел втихаря, без Седого, банксорвать. «До развязки еще далеко, и исход проблематичен», – передразнил киллервысокий баритон архивиста. – За лохаря Седого держал. У нас, Коляныч, за этомочат… Чего глядишь? Полезай в очко.

Веселый убийца кивнул на отверстие в полу.

– Давай, давай. Я тебе сверху посвечу. Ну чего встал? Поушам нашлепать?