– Все, – сказал он с облегчением, – всекончено.

– А, – проблеяла она, – все те люди… воины,колдуны?

– Их нет, – сообщил он равнодушно.

– Как это?

– Ну… если срубить голову, то руки и ноги уже дратьсяне смогут. Или смогут?

– Ладно-ладно, – согласилась она соблегчением. – Я только рада. Мы пойдем снова через ворота?

– Увы, такой амулет был только один, – сказал он сгрустью. – Придется идти там, откуда нас ждали.

Она вскрикнула испуганно:

– Ты шутишь?

Он удивился:

– Почему?

– Но там все ловушки?

Он хмуро улыбнулся.

– Да.

– Нас… не прибьет?

– Они все смотрят в ту сторону, – пояснилон. – А с этой идти безопасно. Не трусь, существо.

Она приосанилась и сказала обвиняюще:

– Ты почему такой грубый?

– Я предупреждал, – ответил Олег.

Грудь его все еще слегка вздымалась, однако говорилсравнительно ровно, не хватая ртом воздух.

– О чем?

– Что я грубый, – напомнил Олег. – Тысказала, что сама грубая.

– Я не так сказала!

Вместо долгих объяснений он мотнул головой.

– Не отставай.

– Ты мне не приказывай, – ответила она вызывающе,но послушно пошла следом, как хвостик за поросенком.

Не оглядываясь, он пошел к выходу, а она бежала следом,бросая ему в спину обидные слова, что отскакивали, как горох от гранитнойстены.

– Не отставай, – повторил он. – Сейчас здесьвсе начнет рушиться.

– Почему?

Он даже не повернул головы, она только уловила в его сильномголосе удивление:

– А ты не знала? Всегда со смертью колдуна рушится то,что он создал. Еще и поэтому магия… нехороша.

…За спиной грохотало, земля вздрагивала и подпрыгивала, атяжелые глыбы рушились и рушились. Когда Барвинок решила, что сейчас вместопрекрасного дворца гора безобразных глыб, не утерпела и быстро оглянулась.

На месте дворца холм из старых, изъеденных временем камней,как ей показалось, однако и они становятся прямо на ее глазах все пористее,разламываются, превращаются в мелкие камешки, а те рассыпаются в песок.

Она догнала, Олег шагает насупленный, брови тяжко сдвинутынад переносицей, но мышцы расслаблены.

– Ты чего такой мрачный? – спросила онабыстро. – Ты должен ликовать!

– Почему?

– Ты победил!

Он пробормотал:

– Таргитай в таких случаях отвечал, что не победил, атолько убил. Я тоже не сразу начал понимать разницу. А вот Тарх умел ипобеждать… Я же никак не могу понять: почему все умные люди не на однойстороне?

Она спросила язвительно:

– Конечно, на твоей?

Он покосился с некоторым недоумением.

– А как же иначе? Я же прав.

– А не приходило в голову, что хоть некоторые из нихсчитают правыми себя?

– Но Черный Маг так не считает!

– То Черный Маг. А другие могут и считать.

Он нахмурился сильнее.

– Они что, все дураки? Не понимаю. Мне всегда казалось,именно умные должны находить общий язык друг с другом. Но почему-то всенаоборот: умные вообще не могут договариваться, а вот дураки сразу… да что тамсразу, они вообще начинают дружить. Не понимаю.

Она посматривала искоса, поражаясь и не понимая, только чтоон одолел сильнейшего мага, другому этого подвига хватило бы на всю жизнь дляхвастовства, а этот морщит лоб над странным вопросом: почему умные не всезаодно?

Она оглянулась еще раз, нет не только прекрасного белогодворца на горе, но и сама гора опустилась, как тающий снег весной, превратиласьв неряшливый рыхлый холм.

– Вот и еще один могучий маг повергнут, –произнесла она, он посмотрел настороженно, не поняв интонации. – Олег,тебе этого не простят! Никогда.

Он угрюмо поморщился:

– Знаю.

– Знаешь и делаешь?

– Да.

– Почему?

– Надо, – ответил он тяжеловесно. – Людидолжны работать, а не… Конечно, жажда разбогатеть ни с того ни с сего будет улюдей всегда. Но когда такого шанса не останется, все будут работать.

– Или воровать, – сказала она язвительно.

Он поморщился.

– Воровать и сейчас воруют. Но когда-то и с воровствомпокончат.

– Как?

– Не знаю, – ответил он раздраженно. – Покане знаю. Но покончат. Человек – такая зверюка, рано или поздно находит решениедля всего, что мешает жить. Что легко – решает сразу, что очень трудно – решаетчуть позже, а что невозможно… решит потом. Но решит, это у нас в крови!

Она покачала головой, голос прозвучал потерянно:

– Тебя возненавидят. Тебя будут проклинать всепоколения!

Он развел руками:

– Знаю. И хотя делаю это великое и благое дело длявсего человечества, но умолчу о нем совсем не из скромности. Что делать, ичерез тысячи лет, когда про озера с магией забудут, все еще будут искатьсокровища, зарытые клады, гробницы с древними вещами, надеяться на чудо, навезение, на так унижающую настоящих мужчин удачу… и от которой все равно никтоне сможет отказаться!.. Все мы в глубине души слабаки, но только немногиедержат свои слабости в железной руке… И кто, вот как я, пикнет, что грабитьмогилы нехорошо, свежие или древние – неважно, будет оплеван и забросанкамнями. Жадные люди всегда найдут тысячи доводов, чтобы оправдать свой грабеж.

Она ощутила его великую скорбь, сердце защемило отсочувствия, хотя сама все-таки из тех, кто хоть плевать не будет, но каменьшвырнула бы с охотой…

– Древние могилы, – возразила она, – уже какбы и не могилы…

– А где грань? – спросил он. – А мне кажется,кто грабит древние – готов грабить и свежие.

– А почему не грабит?

– За эти его либо в тюрьму, – пояснил он, –либо сразу на виселицу. Если рассвирепевшие родственники не забьют на месте. Адревние грабят от безнаказанности…

Она не выдержала, спросила быстро:

– Ты… почему такой?

– Какой?

– Ты только что… совершил подвиг! Ты убил могучегомага, под чьей властью была почти целая страна! И ты говоришь не об этом, а о…даже не понимаю, из-за чего в тебе такая боль? Тебя вот прямо перекосило!