солнцем кварталов, мимо зданий, у которых отсутствуют окна, и двери, и черепица на крыше, и все остальное, чему люди могли найти применение. Вся растительность давно погибла; лишь голые остовы деревьев и кустов чернеют вокруг.

От всего этого у меня сжимается горло.

Я мало что знаю об этой части мира, но слышала, что когда-то это место было притягательной обителью роскоши.

Ничего подобного я сейчас не вижу.

Наверное, время и апокалипсис уничтожили всю былую красоту, потому что вокруг только разрушенные эстакады, заколоченные дома и горы обломков.

И трупы.

Чем глубже мы заходим в Лос-Анджелес, тем больше я их замечаю – на шоссе и тротуарах, в окружении разбросанных вещей. Некоторые раскинулись в креслах на балконах, запрокинув головы, словно просто уснули, загорая.

Боль в груди нарастает, и я начинаю ощущать, что вся моя борьба с всадником была бесполезна.

Назовите мне хоть что-то, ради чего все это было.

Я чуть не произношу это вслух, только какой смысл? Никакой ответ Танатоса не утешит меня, никакие аргументы, которые могу привести я, не переубедят его. Поэтому я держу рот на замке, и мы продолжаем путь.

______

Еще день, и мы добираемся до самого края Соединенных Штатов, буквально. И передо мной вдруг открывается ошеломляющий Тихий океан.

У меня нет слов. Я видела озера, видела заливы и реки, но никогда не видела моря. Тем более – океана.

Это как второе небо, такое же бескрайнее и синее, словно готовое поглотить мир целиком.

Я глубоко вздыхаю, на миг забыв обо всех тревогах.

Танатос, должно быть, слышит, потому что наклоняется, чтобы увидеть мое лицо. Я смотрю на воду, а всадник – на меня.

– Что написано на твоем лице? – спрашивает он.

– Наверное, удивление, – бормочу я. – Я никогда прежде не видела океана.

Это почти смешно, учитывая, сколько тысяч миль я проехала.

Смерть молчит, но секунду спустя останавливает коня.

Кошусь на него.

– Что ты делаешь?

Но он уже спешивается. И едва его ноги касаются земли, он хватает меня за талию и стаскивает вниз.

Я хмурюсь в замешательстве.

– Я знаю, откуда вид лучше, – объясняет он, раскидывает крылья, прижимает меня к себе и взмывает в воздух.

Ветер треплет мои волосы, высекает слезы из глаз, но чем выше мы поднимаемся, тем больше голубизны вижу я под собой, пока внизу не остается ничего, кроме океана.

Танатос прижимает губы к моему уху:

– Я хочу задержаться здесь, Лазария, хоть ненадолго.

Я думаю, что он имеет в виду в воздухе, но уже через минут десять мы спускаемся.

Вижу под нами полосу пляжа, усеянную домами. Мы приближаемся к ним, летим над блестящими черепичными крышами. Смерть приземляется во дворе одного из прибрежных жилищ.

Выворачиваюсь из его рук, смотрю на роскошный особняк. Стены увиты яркими бугенвиллеями, на крыше вертится флюгер, во дворе стоит каменный фонтан. Подобные дворцы никогда не перестанут поражать меня – удивительно, что кто-то может жить в такой роскоши, когда большинство людей едва сводят концы с концами. Я смотрю – и слышу вдруг зов океана, слышу, как волны разбиваются о песок.

Поворачиваюсь к Танатосу:

– Почему мы приземлились здесь?

– Тебе нужен нормальный отдых, – говорит он и слегка хмурится, окидывая меня взглядом.

Не знаю, что он видит. Я не чувствую себя вымотанной путешествием, но, возможно, он больше реагирует на мое эмоциональное состояние, чем на физическое. После того как я увидела маму, меня не покидает тягостная печаль.

– Я в порядке, – упрямо заявляю я.

Танатос подходит ближе, свет заходящего солнца играет на его точеных чертах.

– Позволь мне побыть с тобой человеком несколько дней – или ты уже отказалась от мысли убедить меня в том, что все вы сто2ите спасения?

У меня перехватывает дыхание, я ищу взгляд всадника.

Да, я отказалась от мысли переубедить Смерть. Может, из-за преступников, с которыми мы столкнулись, а может, после встречи с мамой. А может, дело просто в том, что, несмотря на все мои старания, Смерть не меняется.

– Не смотри на меня так, – тихо говорит он.

– Как?

– Как будто горюешь. И как будто я тому причина.

Рассеянно касаюсь щеки – я и не подозревала, что смотрю на него так.

Потом роняю руку. Не знаю, чего хочет от меня Смерть. Ну да, я горюю, и он тому причина, мы оба это знаем. Я могу беспокоиться о нем, заботиться, могу даже… даже… любить его, но это не имеет значения. Можно любить что-то – и знать, что к добру это не приведет.

– Ты боролась со мной столько месяцев, – говорит Танатос, подступая еще ближе.

И проводит костяшками по моей щеке.

– Я устала бороться.

– Я и не прошу тебя начинать снова. Я просто прошу не отказываться от меня.

– А разве так не было бы проще? – Возможно, это самый откровенный разговор, что мы когда-либо вели друг с другом. – Тебе не пришлось бы смотреть, как я страдаю из-за каждого погибшего города, а я не заставляла бы тебя сомневаться в себе.

– Если из-за этого погаснет свет в твоих глазах, то нет, дело того не стоит. И никогда стоить не будет.

Танатос словно разрывается надвое, его человеческие желания встают на пути его природы, его натуры. И сейчас, кажется, человеческие желания берут верх.

Несмотря ни на что, я чувствую слабый проблеск надежды.

Может, не все еще потеряно.

Едва заметно киваю.

– Хорошо, – говорю тихо. – Давай задержимся здесь ненадолго.

Смерть улыбается. Весь мир мог бы рушиться сейчас вокруг нас, а я бы и не заметила, потому что эта улыбка завораживает меня.

– Ненадолго, – соглашается он и скрепляет обещание поцелуем.

Глава 64

Внутри дом еще грандиознее, чем снаружи. Все выдержано в белых, кремовых и нейтрально-пастельных тонах. Я никогда, никогда не смогла бы поддерживать все это в чистоте.

Вся задняя стена дома – огромное панорамное окно, и за ним я вижу то, в чем заключено истинное великолепие этого особняка. Просторное патио за стеклом огорожено низким каменным заборчиком, по пологому зеленому склону тянется тропинка, ныряя в золотистый песок, – а дальше раскинулся Тихий океан.

Повинуясь внезапному порыву, я хватаю Смерть за руку и тяну к двери в патио. Он позволяет мне вытащить себя наружу. Я не задерживаюсь во дворе, хотя какая-то часть меня этого хочет. Я почти вижу те роскошные ужины, которые когда-то устраивались здесь, под мерцающими звездами, среди густого запаха океана. Если закрыть глаза, можно представить мир, полный шуршащих платьев, игристых напитков и тихой