Она вздохнула, кивнула едва заметно. Хороший признак – снедельку назад обязательно бы устроила дискуссию на предмет безусловногопревосходства американских свобод. Бледно улыбнулась:

– Чего доброго, ты меня скоро коммунисткой сделаешь…

– Ерунда, – сказал Мазур. – Чтобы тебя сделатькоммунисткой, надо самому быть коммунистом, а я себя ни в чем таком не замечал…Просто ты у меня в конце концов накрепко усвоишь парочку простых житейскихистин. Жизнь – это выбор наименьшего из зол. И не более того. Вот и всяпремудрость, что бы там ни твердили философы с обеих сторон, отрабатывающиежирные гонорары.

– А как это согласуется с христианским взглядом на мир?

– Не знаю, честное слово, – сказал Мазур. –Наверное, плоховато согласуется. Вовсе даже не согласуется. Но я, с прискорбиемдолжен признать, никудышный христианин. А ты?

– Аналогично, – пожала она плечами. – Отец меняводил к методистам, но мать вообще ни в какую церковь не ходила. А там и отецрассорился с методистами, но ни к кому другому не прибился… Как думаешь, хорошоэто или плохо, что мы с тобой такие? – А черт его знает, – сказалМазур. – Я же тебе не гуру. Что, начала ощущать… – он помолчал, не зная,какое слово и подобрать. – Позывы?

– Как тебе сказать… – протянула она. – Здесь, в этихваших лесах, постепенно понимаешь, какой ты крохотный, и какая огромнаяпланета. – Джен приостановилась, огляделась вокруг. – А знаешь, чтосамое жуткое? Если вдруг случится какой-нибудь катаклизм, не ядерная война, апросто катаклизм… Все исчезнет: и небоскребы Манхэттена, и мост Золотые ворота,и ваш Кремль, и «Шаттлы» с мыса Канаверал – а здесь все останется в точноститаким же. Как будто никогда и не было человека.

– Я тебя поздравляю, – сказал Мазур. – Еще неделястранствий – и ты начнешь понимать, отчего именно русская душа испокон векусчитается загадочной. Станешь загадочным посреди таких просторов.

– Пожалуй…

– Если поймешь русскую душу, сделаешь карьеру. Перейдешь вЦРУ, лекции будешь читать…

– А ты меня и в самом деле изнасиловал бы?

– Тьфу ты, – сказал Мазур, сбившись с шага. – Еслииностранец еще способен когда-нибудь понять русскую душу, то женскую логикупонять немыслимо…

– Нет, правда?

– А что, хочется?

Она возмущенно замолчала, и они долго шли локоть к локтю внапряженной тишине. Чтобы разрядить обстановку, Мазур спросил:

– А как насчет Нью-Гэмпшира? Рэмпол и Дреймен там победилина первичных?

– Вот то-то и оно, – сказала Джен. – Помимо всегопрочего… – и спохватилась: – А ты откуда знаешь про…

Мазур досадливо поморщился:

– Пойми ты наконец, что мы не встречаем на улицах медведей итостер с кофемолкой не перепутаем…

Была в американских предвыборных играх некая полумистическаязакономерность: кандидат в президенты, получивший большинство голосов напервичных выборах в штате Нью-Гэмпшир, с железной непреложностью обосновывалсявскоре в Белом Доме. За последние полсотни лет нашлось одно-единственноеисключение, как водится, лишь подтвердившее правило…

– Странный вы народ, американцы, – сказал Мазур. –Я не говорю, что непременно следовало пускать в ход винтовку с оптическимприцелом, чтобы остановить этого типа… Но девочку-то могли подсунуть? И щелкнутьв инфракрасных лучах? Или выдумать еще что-нибудь коварное? Я о ФБР был лучшегомнения – а вы что-то напоминаете то ли институт благородных девиц, то липомешанных на чести рыцарей без страха и упрека…

Джен повернулась к нему и, глядя с непонятным выражением,усмехнулась:

– А если у человека прекрасно подобранная группа охраны, надальних подступах отсекающая все разработки по компрометации?

– Ах, во-от как… – сказал Мазур удовлетворенно. – Ну,извини. Я о вас хуже думал. Слушай, меня всю жизнь немножечко дразнилаисторическая загадка: был ваш Гувер педиком или нет?

– Иди ты!

– Ладно, не обижайся. Извращения всякие бывают: Андроповстихи писал да вдобавок, если верить нашему доктору Лымарю, иногда использовалкое-какие магические приемчики…

– Что, серьезно?

– Вернешься, поговоришь с доктором. У него на этот счет естьцелая теория. Со ссылками на старинную магическую практику. Видишь ли…

Замер, перебросил автомат под руку.

Метрах в сорока от них стоял высоченный зверь, палевый, счерной спиной, вывалив широкий розовый язык и насторожив уши, вглядывался впутников, прямо-таки подрагивая всем телом в охотничьем азарте. «Опять?» –пронеслось в голове у Мазура. То ли волк, то ли собака, пойми его…

Потом зверюга повернула голову, Мазур увидел у нее на шеечерный широкий ошейник с жуткими стальными шипами, способный разодрать пасть имедведю, так что любо-дорого будет посмотреть. Все-таки овчарка –великан-восточноевропеец, из той породы, что захирела и почти исчезла послетого, как подсократили северные лагеря… Мазур опустил язычок предохранителянапротив латинской буквы «Е» – одиночный огонь – и молча ждал.

Пес в неуловимый миг переменился, пропала злаянапряженность, шерсть на загривке улеглась. Он широко махнул хвостом, гавкнул,взрыв передними лапами мох – и помчался дальше, обогнув стоявших. Слышно было,как он азартно лает, проламываясь сквозь кустарник.

– Фу ты, – вздохнула Джен. – Я думала, волк…

– Тут похуже, – сказал Мазур, нахмурившись. –Помолчи-ка…

Стал прислушиваться – далеко впереди похрустывал валежник,раздавался едва слышный лай.

– Ну-ка, в сторону! – распорядился Мазур, круто забираявправо.

– Поняла, кажется, – сказала Джен, поспешаяследом. – Камуфляж?

– Ага, – ответил Мазур. – Те, кто одет в камуфляж,для него – свои. По виду мы, надо полагать, от его хозяев не особенноотличаемся… А это плохо в любых смыслах… Ложись!

Они залегли за поваленным деревом. Почти повторяя путь пса,промчались еще двое, столь же огромные. Блеснули в проникших под густые кронысолнечных лучиках стальные шипы, окаймлявшие ошейники. Мазур терпеливо ждал.Показалась еще собака – но эта, визжа и подскакивая в тщетных попытках угнатьсяза далеко опередившей ее сворой, была на длинном, выпущенном во всю длину,поводке. Поводок держал рослый малый в пятнистом комбинезоне и кепочке-афганке,козлом скакавший через колоды. За ним редкой цепочкой бежали еще человекдесять, одетые точно так же, с «сорок седьмыми» наперевес. У одногораскачивался над головой гибкий зеленый прутик антенны – висевшая на спинерация, Мазур рассмотрел, была довольно компактной. Они промчались метрах впятидесяти, хрустя валежником, тяжело дыша, – а гораздо дальше, где-то угоризонта, стрекотал вертолет…

– Не за нами? – прошептала на ухо Джен.