Джен остановилась – тоже учуяла. Они переглянулись.

– Будем обходить? – спросила Джен.

– Погоди, – процедил он. – Надо же посмотреть, ктоэто тут пикник устроил, чтобы не оставлять за спиной неизвестно кого…

– Может, сторожа?

– Вряд ли, – мотнул он головой. – Обогнали нас иустроились перекусить? Они бы по следу шли. Двое суток уже не беспокоят…

Они двинулись вперед. Мазур тихо приказал:

– Ты руками особенно не размахивай, держи ближе к телу – влесу в первую очередь горизонтальное шевеление в глаза бросается…

Тихонько перешли вброд узенький неглубокий ручей и пошли поотлогому склону, в густом кедраче. Направление Мазур выбрал верно – приятныйзапашок усиливался, распространяясь с легоньким ветерком.

– Птица, точно, – прошептал он. – Она в эту поруупитанная…

– Тс!

– Ага, сам вижу…

Далеко впереди меж деревьев мелькнуло ярко-алое пятно. И ещеодно. Потом пятна замерли, больше не перемещались.

Мазур нагнулся к ее уху:

– Схоронись за тем кустиком и притворись пеньком. Я одинпойду. Если что, свистну, подойдешь. Ни слова не говори, сиди с умным видом, носпину мне держи…

– А вдруг…

– Если «вдруг» – буду один справляться, – отрезалон. – Ну, живо скройся!

Сделал два шага вперед, оглянулся и, не увидев ее закустами, уверенно стал красться к неподвижным алым пятнам, от ствола к стволу,бесшумными перебежками, напоминавшими плавные балетные движения. Отклонился скурса, взяв левее, – чтобы подойти со стороны громадного поваленногоствола, замшелого, даже на вид трухлявого. Идеальное укрытие.

Опустился за ствол так, чтобы меж ним и сидящими вокругкостерка – кое в чем разбираются, развели из сухих сучьев, практически недающих дыма, – был не только ствол, но и густые заросли краснотала.

Их было четверо – все в ярко-красных, чертовски мешковатыхкостюмах с капюшонами, предназначенных, надо думать, для людей гораздо болееосновательной комплекции. Костюмы крайне похожи на рыбацкие непромокаемые робы,неуместные в самом сердце континента, посреди тайги. Один поворачивает наимпровизированном вертеле из длинного сучка и двух рогулек какую-то большуюптицу, то ли глухаря, то ли тетерева, ощипанную кое-как, наспех, еще двоеследят за ним так жадно, что с первого взгляда видно: голодны до крайности.Четвертый сидит чуть поодаль, время от времени озирается, держит на коленях«Калашников» образца 1947 года, давно замененный в самых отдаленных гарнизонахболее современными моделями. Уверенно держит, видно, что привык обращаться сэтой штукой. Он тоже то и дело косится на дичину – а та уже почти готова, вонкак жареным тянет…

Глядя на их охваченные голодным азартом лица, Мазур поневолесглотнул бесшумно слюну. Что интересно, все четверо были азиатами – раскосыеглаза, густые черные волосы, суть желтоватые лица. Но – не местные. Не эвенки,уж за это-то Мазур мог поручиться. Сагайцы? Хакасы? Якуты?

Тянулись минуты, а четверка сидела на прежнем месте и в прежнихпозах, никого больше не появилось. Что за черт? Если не считать птицы навертеле и автомата, при них не было ничего. Вообще ничего. Ни ружей, нирюкзаков, ни даже шапок. Полнейшее отсутствие всех и всяческих вещей,изголодавшиеся лица… Либо заблудившиеся туристы, либо сорвавшиеся в побегзаключенные. Второе вероятнее – туристы в тайгу автоматы не берут, да ибраконьерам они ни к чему… Нет, оставлять эту компанию в тылу решительно негодится. Куртки распахнуты – татуировок на груди ни у кого не видно. На руках –тоже. Но это еще ни о чем не говорит.

Джен, должно быть, изнервничалась, пора кончать…

Мазур уже хотел отползти, но тут вдруг задумался: а почемукостюмы красные? С каких это пор таким манером наряжают зэков? Да ну, нерастекайся фантазией по древу, одернул он себя, – две «Заимки», подобныеПрохоровой, в одном месте ну никак не могут оказаться… Против теориивероятности.

Но делать нечего – надо поболтать… Он бесшумно обогнул подуге странную компанию, пожиравшую глазами аппетитную птичку, на корточкахпреодолел последние метры – и выскочил из-за дерева за спиной типа с автоматом,рыкнул:

– Всем сидеть! Руки!

Часовой вскочил – но Мазур без труда выбил у него автоматногой, вторым ударом подшиб под коленную чашечку, третьим отправил вгоризонтальное положение. Бил щадяще, вполсилы. Те трое и не шелохнулись –сбились в кучку, сидя на корточках, прижавшись друг к другу, вжав головы вплечи и подняв руки. Теперь Мазур рассмотрел, что все они худые до крайности,можно изучать анатомию по четко обрисовавшимся ребрам и ключицам.

Переместился влево, держа их под прицелом, быстрым взглядомоглянулся по сторонам. Никого. Тишина и благолепие. Стоя на безопаснойдистанции, поднял обшарпанный автомат, отсоединил магазин и большим пальцемвыщелкнул патроны в свою шапочку. Дернул затвор, присовокупил выскочившийпатрон к остальным. Всего набралось одиннадцать.

Лежащий уставился на него с такой ненавистью, что Мазур дляпущей надежности отступил еще на шаг. Полная противоположность тем трем – онивзирают с грустной покорностью судьбе, пресловутым азиатским фатализмом… Сунувдва пальца в рот, Мазур громко свистнул. И, глядя на лежащего, спросилспокойно:

– Откуда, куда, зачем?

– С-сука… – прошипел лежащий. Лицо, впрочем, самую чуточкуизменило выражение, словно он все-таки не понимал чего-то до конца.

– Это тебя так зовут? – спросил Мазур, повелстволом. – Лежать!

Показалась Джен, с револьвером наготове, в левой руке она,склонившись в противоположную сторону от тяжести ноши, волокла рюкзак Мазура,напоминая сейчас простую русскую бабу, собравшуюся к колодцу за водой. Мазуркивнул ей на пленных. Она поняла, аккуратно поставила рюкзак и двинулась ккостру. Негромко свистнув, Мазур мотнул головой, показал взглядом на лежащего –он выглядел самым здесь решительным, опасным, и потому следовало его обшмонатьв первую очередь.

– Руки за голову, – сказал ему Мазур, придвигаясь дляподстраховки поближе. – Дернешься – капут…

Джен выпрямилась, показала ему на ладони полупустую коробкуспичек. Перешла к остальным – те без команды повалились в мох лицами вниз,старательно сплетя пальцы на черноволосых затылках. У тех не оказалось вообщеничего. Положительно, странная компания…

Потянуло горелым. Сняв с рогулек птицу, Мазур отложил ее всторону, на чистый мох. Присел на корточки, левой рукой вмиг отщелкнул крышкузатворной коробки, вытащил затвор, снял с него боевую пружину, сложил деталикучкой. Закурил и, держа автомат дулом вверх, сказал:

– Можешь перевернуться. Сесть. Руки на колени. –Повернулся к тем трем. – Вы тоже садитесь, но смотрите у меня.

Они не шелохнулись.