Ходили слухи, что во время пребывания в Нью-Йорке он писалроман и очень болезненно воспринимал всякое упоминание об этой работе, но потомкакой-то пожилой писатель окончательно убил в нем всякую уверенность, назвавотрывки из его произведения «полной ерундой».

Но больше всего у нас рассказов о том, что Лайонел любилискусство, обладал спокойным нравом и, если никто не вставал между ним иСтеллой, «с ним вполне можно было общаться».

Наконец в 1924 году Стелла, Лайонел, маленькая Анта и ееняня Мария вернулись домой. Мэри-Бет устроила грандиозный семейный праздник наПервой улице, и потомки Мэйфейров до сих пор с грустью вспоминают, что это былпоследний званый вечер перед ее болезнью.

В это время произошел очень странный инцидент.

Как мы говорили, на Таламаску в Новом Орлеане работала целаякоманда специально обученных людей, частных детективов, которые никогда неинтересовались, почему им поручают собирать информацию об определенной семьеили каком-то доме. Один из таких детективов, специалист по разводам, пустилслух среди модных фотографов Нового Орлеана, что он готов хорошо заплатить залюбые отбракованные снимки представителей семьи Мэйфейров, особенно тех, ктоживет на Первой улице.

Как раз одного такого фотографа, Натана Бранда, у которогобыла модная студия на Сент-Чарльз-авеню, пригласили в особняк на Первой улицена этот большой семейный праздник, и там он сделал целую серию снимковМэри-Бет, Стеллы и Анты, а также других Мэйфейров, работая весь день, как насвадьбе.

Через неделю он принес фотографии, чтобы Мэри-Бет и Стеллавыбрали, что им понравится. Женщины отобрали довольно много снимков, аостальные отложили в сторону.

Но потом вдруг Стелла взяла из отбракованных экземпляровобщий снимок, где была она с дочерью и Мэри-Бет, которая придерживала тяжелый изумрудна маленькой шейке Анты. На обороте фотографии Стелла написала: «Таламаске слюбовью, Стелла! P. S. Другие тоже наблюдают». А затем отдала ее фотографу и схохотом прибавила: мол, его друг-детектив поймет, что эта надпись означает.

Фотограф смутился, принялся отнекиваться, потом начализвиняться за свою договоренность с детективом, но, что бы он ни говорил,Стелла только смеялась. Через несколько минут она заявила ему, совершенноочаровательно, словно стараясь его успокоить: «Мистер Бранд, вы доведете себядо приступа. Просто отдайте фотографию детективу». Так мистер Бранд и поступил.

Фотография дошла до нас примерно через месяц и решительноизменила наш подход к семье Мэйфейров.

В то время в Таламаске никто специально не занималсярасследованием истории семьи Мэйфейров, поступавшие сведения просто подшивалисьв собранный архив. Артур Лангтри – выдающийся ученый и блестящий знатокведовства – был знаком со всей хроникой, но полностью отдавал себя изучениютрех других дел, остававшихся главными для него вплоть до последнего дня.

Тем не менее вся семейная история не раз обсуждалась большимсоветом, но решение не вступать в прямой контакт с Мэйфейрами так и не былоотменено. Кроме того, вряд ли кто из нас в то время был знаком со всей историейсемьи.

Фотография с недвусмысленным посланием вызвала большоеволнение. Молодой агент ордена, американец из Техаса, по имени Стюарт Таунсенд(годы, прожитые в Лондоне, сделали из него настоящего англичанина) попросилразрешения изучить историю Мэйфейрских ведьм с целью перехода к прямомурасследованию, и после тщательных раздумий досье передали в его руки.

Артур Лангтри согласился перечитать дело, однако помешалинеотложные дела. Тем не менее благодаря ему число исследователей в НовомОрлеане увеличилось на одного человека – вместо прежних трех профессиональныхнаблюдателей там теперь работали четверо; кроме того, ему удалось отыскатьпоистине великолепного осведомителя, некоего Ирвина Дандрича, выходца из весьмабогатой семьи, не имевшего при этом ни гроша за душой, который вращался ввысших кругах общества и продавал информацию всем, кто готов был за нееплатить, будь то частные детективы, адвокаты по бракоразводным делам, страховыеагенты и даже репортеры из бульварных газетенок.

Позволю себе напомнить читателям, что в то время досьесемейства Мэйфейр не включало в себя данное повествование, посколькусравнительный анализ и обобщение материалов еще не были произведены. В досьесодержались газетные публикации, фотографии, письма-отчеты Петира ван Абеля, атакже огромное количество свидетельств очевидцев и другие записи. Архивариусысоставили и периодически обновляли хронологические таблицы, однако, следуетпризнать, эти таблицы оставались весьма схематичными и, мягко говоря,неполными.

Стюарт тогда был занят другими важными исследованиями, и емупонадобилось три года, чтобы как следует изучить все материалы, касавшиесяМэйфейров. Рассказ о нем и об Артуре Лангтри еще впереди.

После возвращения из Европы Стелла вела еще более бурнуюжизнь, чем до путешествия за океан: закатывала вечеринки для друзей, непропускала ни одного бала во время празднования Марди-Гра, причем своимповедением шокировала там буквально всех; более того, ее все чаще и чаще можнобыло встретить в сомнительной славы заведениях, где бойко торговали спиртнымиз-под полы. Иными словами, Стелла в полной мере оправдывала свою репутациюроковой женщины.

Наши наблюдатели не испытывали никаких затруднений вполучении информации относительно Стеллы, поскольку она постоянно была у всехна виду, а сплетни и слухи о ней в изобилии передавались из уст в уста по всемугороду. В одном из сообщений, посланных Ирвином Дандричем в наше детективноеагентство в Лондоне (замечу, что он даже не подозревал, для кого предназначенапередаваемая им информация), он писал, что достаточно лишь переступить пороглюбой бальной залы, чтобы немедленно и во всех подробностях узнать, что ещеуспела натворить Стелла. А несколько телефонных звонков знакомым, сделанныхсубботним утром, могли послужить поистине кладезем интереснейших сведений.

(Надо сказать, что Дандрича ни в коей мере нельзя обвинить внедоброжелательности. Достоверность его сообщений не подлежала сомнению. Вовсем, что касалось Стеллы, лучшего наблюдателя, пожалуй, не было, и, хотя онникогда не упоминал об этом впрямую, из его отчетов можно было с уверенностьюсделать вывод, что он не раз переспал со своей подопечной. Однако, судя позаписям, даже в самых драматических и, можно сказать, трагическихобстоятельствах между ними существовала некая дистанция, Стелла всегда держалаДандрича на расстоянии, так что ему так и не удалось узнать ее по-настоящему.)

Итак, благодаря Дандричу и другим наблюдателям портретСтеллы после ее возвращения из Европы обрастает все большим числом деталей.