Семейное предание гласит, что Карлотта в то время решительноне одобряла поведение Стеллы и требовала, чтобы та наконец образумилась, –она часто ссорилась по этому поводу с Мэри-Бет. Рассказы слуг (и докладыДандрича) подтверждают достоверность этих сведений, однако все свидетели в одинголос заявляют, что Мэри-Бет не обращала внимания на недовольство Карлотты исчитала, что такую жизнерадостную и беззаботную личность, как Стелла, нельзяограничивать и связывать по рукам и ногам.

Более того, Мэри-Бет как-то призналась одной из своихсветских приятельниц (а та рассказала об этом Дандричу): «Если бы мне довелосьзаново прожить жизнь, я вела бы себя точно так же, как Стелла. Слишком малоевознаграждение получила я за свой тяжкий труд. Так пусть хоть девочка развлечетсякак следует».

Следует отметить, что в тот момент, когда Мэри-Бет сделалаэто признание, она уже находилась во власти смертельного недуга и силы ее былина исходе. К тому же проницательный ум позволил ей по достоинству оценить тепоистине революционные перемены в культурной жизни, которые происходили в1920-х годах и которые читатели этого повествования, возможно, не сочтут стольуж важным достижением двадцатого столетия.

Настоящая сексуальная революция пришлась на бурные тридцатыегоды и в первую очередь коснулась женской одежды. Однако представительницыслабого пола категорически отказались не только от корсетов и длинных юбок, нои от многих, по их мнению, старомодных привычек и правил. Они стали посещатьразличные заведения, зачастую весьма сомнительной репутации, где пили,танцевали и развлекались – словом, делали все то, о чем и помыслить не могливсего каких-нибудь десять лет назад. Появление и повсеместное распространениекрытых автомобилей обеспечивало конфиденциальность и свободу передвижения.Радиоприемники стали неотъемлемой частью интерьера частных домов не только вгородах, но и в самых отдаленных сельских уголках Америки. Движущиеся картинки,то бишь кино, демонстрировали жителям всего мира образцы «хорошего вкуса,роскоши и порока». Пресса, литература и театр проявляли чудеса терпимости клюбым откровениям – свобода самовыражения была поистине невероятной.

Мэри-Бет, конечно же, осознавала все эти перемены. Однако унас нет никаких свидетельств ее отрицательного отношения к происходящему. Несмотряна то что сама она так и не остригла волосы и по-прежнему предпочитала носитьдлинные юбки (за исключением тех случаев, когда переодевалась в мужскойкостюм), дочери не было сказано ни слова упрека, хотя из всех членов семьиименно Стелла была, пожалуй, наиболее полным олицетворением времени великихперемен.

В 1925 году у Мэри-Бет обнаружили неизлечимый рак. Послепостановки диагноза она прожила всего пять месяцев и практически все это времяне покидала дома – ее мучили страшные боли.

Переселившись в спальню, расположенную в северном крыледома, над библиотекой, она провела остаток дней за чтением романов, восполняято, что не удалось сделать в юности. Многочисленные родственники, частонавещавшие ее в то время, пачками приносили издания классических произведений.Мэри-Бет особенно нравились романы сестер Бронте и Диккенса, которого Джулиенчасто читал ей, когда она была маленькой девочкой. Интересовали ее и другиеанглийские авторы – такое впечатление, что перед смертью она задалась цельюпознакомиться со всей классической литературой.

Мысль о том, что жена покидает его навсегда, приводилаДэниела Макинтайра в неописуемый ужас. В тот день, когда он узнал, что Мэри-Бетне суждено оправиться от болезни, Дэниел напился в стельку, и, по слухам, с техсамых пор его ни разу не видели трезвым.

По свидетельству Ричарда Ллуэллина, подтвержденному многимидругими, в последние дни жизни Мэри-Бет Дэниел то и дело будил ее, дабыубедиться, что она еще жива. Семейное же предание говорит о бесконечномтерпении, которое проявляла по отношению к мужу сама Мэри-Бет: она частопросила его полежать рядом и часами ласкала и утешала несчастного.

Как раз в то время Карлотта вернулась домой, чтобы бытьрядом с матерью, и провела возле ее постели много бессонных ночей. Когда больстановилась настолько нестерпимой, что Мэри-Бет не в силах была даже читать,она просила делать это Карлотту, и та, по воспоминаниям членов семьи, полностьюпрочла матери «Грозовой перевал» и некоторые главы из «Джен Эйр».

Стелла тоже проявляла постоянную заботу: она пересталапосещать вечеринки и старательно готовила еду для больной – хотя та, надосказать, зачастую была настолько слаба, что не могла проглотить никусочка, – а в оставшееся время писала и звонила докторам по всему миру,прося у них совета и консультации относительно возможных методов лечения.

Внимательное прочтение скудного числа сохранившихсяврачебных записей, касающихся болезни Мэри-Бет, показало, что еще до того, какбыл поставлен диагноз, рак успел дать обширные метастазы, однако оначувствовала себя хорошо и только в последние несколько месяцев испытывалапоистине невыносимые страдания.

В полдень одиннадцатого сентября 1925 года Мэри-Бет потеряласознание. Присутствовавший при этом священник вспоминал, что в тот же моментраздался очень сильный удар грома и дождь полил как из ведра. Стелла выбежалаиз комнаты матери, спустилась в библиотеку и стала обзванивать всех Мэйфейров,живших в Луизиане, и даже родственников в Нью-Йорке.

По свидетельствам священника, домашних слуг и соседей, первыечлены семейного клана появились в особняке около четырех часов дня и еще втечение полусуток родня все прибывала и прибывала. Машины выстроились вдольвсей Первой улицы – от Сент-Чарльз-авеню до Честнат-стрит и от Вашингтон-стритдо Джексон-авеню.

Ливень не прекращался – он то слегка затихал на несколькочасов, то вновь усиливался до проливного дождя. Следует упомянуть один весьмастранный факт, который тем не менее для большинства прошел незамеченным: такполивало только в Садовом квартале, в то время как в других районах города былосовершенно сухо.

Удивительно, но почти все новоорлеанские Мэйфейры приехали вплащах и с зонтиками, как будто ожидали, что будет буря.

Родственники заполонили весь дом – они расположились вгостиных и библиотеке, в холле и столовой, а некоторые даже сидели на ступеняхлестницы, и слуги буквально сбились с ног, разнося кофе и бокалы сконтрабандными европейскими винами.

В полночь завыл ветер. Огромные вековые дубы перед фасадомдома раскачивались так, что, казалось, еще немного, и начнут ломаться дажетолстые, крепкие ветви. Листья густым дождем сыпались на землю.

В спальне Мэри-Бет яблоку негде было упасть – там собралисьее дети, а также многочисленные дальние и близкие родственники. Однако вкомнате царила торжественная тишина. Карлотта и Стелла сидели на дальнем отдвери конце кровати, а остальные посетители, передвигаясь бесшумно, нацыпочках, сменяли друг друга.