Дэниела Макинтайра нигде не было видно. Согласно семейнойистории, еще до приезда родственников он «упал в обморок» и теперь отлеживалсяв комнате Карлотты, располагавшейся во флигеле над конюшнями.

В час ночи дождь и ветер еще продолжали бушевать, но многиеМэйфейры с приличествующим случаю торжественно-траурным выражением на лицах ещетолпились на галереях, а некоторые даже стояли под зонтиками на дорожке,ведущей к входу. Некоторые друзья семьи вынуждены были удовольствоваться лишьтем, что, подняв воротники и прикрыв головы газетами, постояли под сеньювековых дубов возле дома. А кое-кто так и остался сидеть в машинах,припаркованных в два ряда вдоль Честнат-стрит и Первой улицы.

По признанию лечащего врача, доктора Линдона Харта, примернов тридцать пять минут второго он неожиданно испытал приступ головокружения, а вкомнате в тот момент происходило «нечто странное».

Вот что он рассказал Ирвину Дандричу в 1929 году:

– Я понимал, что она уже почти мертва, и пересталщупать ей пульс. Мне казалось таким унизительным снова и снова подниматься в еекомнату только лишь затем, чтобы в который уже раз сообщить собравшимся, чтоМэри-Бет еще не умерла. Как только родственники видели, что я направляюсь к еепостели, по дому пробегал взволнованный шепоток.

Вот почему я в конце концов отказался от этих походов ипримерно около часа не двинулся с места – только наблюдал и ждал. Возле одраумирающей оставались только самые близкие, за исключением Кортланда и его сынаПирса. Она лежала, повернувшись лицом к Карлотте и Стелле, глаза былиполуприкрыты. Карлотта держала мать за руку. Дышала Мэри-Бет тяжело,прерывисто. В последний раз я рискнул ввести ей очень большую дозу морфия.

И тут все это произошло. Возможно, я неожиданно уснул идальнейшее мне лишь привиделось, однако в тот момент происходящее казалосьвполне реальным. Рядом с кроватью возникли какие-то люди: немолодая женщина,которую я знал и в то же время понятия не имел, кто она, склонилась надМэри-Бет; неподалеку стоял высокий пожилой джентльмен, чья внешность показаласьмне смутно знакомой. Поверьте, эти люди действительно были там, и каждый из нихобладал собственной индивидуальностью.

А потом молодой человек, очень бледный, в строгом,элегантном, но старомодном костюме, поцеловал Мэри-Бет в губы и закрыл ейглаза.

Я резко вскочил на ноги. Родственники в холле плакали,кто-то рыдал в голос, кто-то тихо всхлипывал. Кортланд тоже не мог сдержатьслезы. А дождь за окном припустил с новой силой, и удары грома буквальнооглушали. В свете ярко вспыхнувшей молнии я увидел лицо Стеллы – она смотрелапрямо на меня и казалась такой несчастной, такой потерянной. Карлотта плакала.У меня не осталось никаких сомнений в том, что моя пациентка мертва.Обернувшись, я увидел, что глаза ее плотно закрыты.

Как объяснить случившееся, я до сих пор не знаю. ОсмотревМэри-Бет, я подтвердил факт ее смерти всем присутствующим. Но они уже знали этои без моих слов. Все знали. Изо всех сил стараясь скрыть свое недоумение исмущение, я огляделся и только тут заметил маленькую Анту – она стояла вуголке, чуть позади матери, а рядом находился тот самый молодой человек. Неуспел я и глазом моргнуть, как он исчез, причем столь неожиданно и внезапно,что я засомневался, действительно ли его видел.

Тем не менее он там был, и вот на чем основывается мояуверенность: кроме меня, его видел еще один человек – Пирс Мэйфейр, сынКортланда. Сразу после исчезновения таинственного незнакомца я повернулся кПирсу и обратил внимание, что его глаза устремлены в одну точку – именно туда,где только что стоял странный молодой человек, а теперь осталась в одиночествемаленькая Анта. Пирс перевел взгляд на меня и поспешил сделать вид, что ничегонеобычного не произошло. Однако я точно знал, что он видел этого посетителя.

Исчезли и немолодая женщина, и высокий пожилой джентльмен. Азнаете, кем, по моему мнению, он был? Это был Джулиен Мэйфейр, вот кто! Мне недовелось с ним когда-либо встречаться, но на стене холла, прямо напротив дверив библиотеку, висел его портрет.

Откровенно говоря, присутствовавшие в комнате покойницы ужеперестали обращать на меня внимание. У них появились иные заботы. Горничныеготовили Мэри-Бет к последнему прощанию, умывали и причесывали ее; кто-тозажигал свечи… А ливень за стенами особняка не утихал, и потоки воды струилисьпо оконным стеклам…

Следующий момент, оставшийся у меня в памяти, это длиннаяочередь родственников на ступенях лестницы – мне стоило большого трудапробиться сквозь них, чтобы спуститься вниз и встретиться в библиотеке с отцомМаккензи. Пока я заполнял бланк свидетельства о смерти, отец Маккензи сидел накожаной кушетке и пытался успокоить маленькую Белл, рассказывая ей обычные втаких случаях сказки о том, что мамочка отправилась на небеса, где когда-нибудьвстретится с ней и Белл. Но бедняжка никак не желала согласиться с такойнесправедливостью и без конца повторяла, что хочет встретиться с мамочкой прямосейчас, а не на небесах. Ну как объяснить такому созданию, что есть смерть?

Вот тогда-то, выходя из библиотеки, я увидел на стене холлапортрет Джулиена Мэйфейра и вдруг осознал, что именно он стоял возле смертногоодра Мэри-Бет. Я был настолько потрясен своим открытием, что не сдержался ивоскликнул:

«Да это же тот самый человек!»

И неожиданно услышал в ответ:

«Нет, это не тот самый человек – это Джулиен».

Эти слова произнес прежде не замеченный мной мужчина,куривший в холле. По-видимому, услышав вырвавшийся у меня возглас, он проследилза моим взглядом и понял, что я смотрю на портрет.

Естественно, я не стал спорить, ибо он, конечно же, не могзнать, о чем я в тот момент думал. Я же, в свою очередь, не понял, что имел ввиду он, а потому просто промолчал. Даже не знаю, кто это был. Один изМэйфейров – несомненно, но одному Богу известно, кто именно.

Прошло достаточно много времени, прежде чем я рассказал ослучившемся Кортланду. Он не казался ни удивленным, ни встревоженным. Внимательновыслушав меня, Кортланд сказал лишь, что благодарен за информацию, однако самон никого и ничего особенного тогда в комнате не видел.

Мне бы хотелось, чтобы эта история осталась между нами, ипотому прошу вас: никому ни слова. Появление призраков – обычное дело в НовомОрлеане, но доктора, которые их видят… едва ли. К тому же, насколько я понимаю,Кортланд отнюдь не поблагодарит меня за разглашение семейных тайн. Надо лиговорить, что с Пирсом я никогда не обсуждал странное происшествие. Что же касаетсяСтеллы… полагаю, ее совершенно не заботят такого рода события. Хотелось бы мнезнать, что ее вообще заботит в этой жизни…