Кое-кто, правда, несмотря на отлучение от семьи, не терял снею постоянной связи. В первую очередь это относится к потомкам Джулиена.Причина проста: все они по условиям наследования оставались финансовозависимыми от Карлотты, и у той не было иного выхода, кроме как оказывать импостоянную поддержку.

«Это начало конца», – заявляли одни члены семейногоклана.

«Стелла просто не желает забивать себе голову чужими проблемами», –вторили им другие.

«Мы слишком много знаем о ее похождениях, вот почему онапредпочитает порвать с нами», – утверждали третьи.

В то время Стелла вела весьма бурный образ жизни ипроизводила впечатление совершенно счастливого человека. Она практически неуделяла внимания тому, что так ценила когда-то ее мать, – благосостояниюсемьи. Ее гораздо больше интересовало другое – общение с молодыми писателями ихудожниками, которые толпами стекались в дом на Первой улице; некоторыеприезжали даже из Нью-Йорка. Ходили слухи, что она пыталась вернуть написательскую стезю Лайонела и даже выделила и велела отремонтировать для негопомещение в одном из отдельно стоящих флигелей. Никто, однако, не мог суверенностью утверждать, что Лайонел все же сумел создать хоть одно новоепроизведение.

В доме на Первой улице собиралось великое множествоинтеллектуалов, в основном тех, кто не боялся рисковать и эпатировать публикусвоими взглядами, – именно такими посетителями в первую очередь славилисьвечеринки Стеллы. Представители «старой гвардии», в кругу которых вращалсяДжулиен, не относили их к числу желанных гостей. Так, во всяком случае,утверждает Ирвин Дандрич. Впрочем, сомнительно, что Стелла вообще об этомзадумывалась.

1920-е годы стали, если можно так выразиться, периодомвозрождения популярности Французского квартала в Новом Орлеане. В разное времятам жили многие знаменитые писатели: Уильям Фолкнер, Шервуд Андерсон, ЭдмундУилсон…

Достоверных свидетельств о личном знакомстве Стеллы скем-либо из них у нас нет, однако в ее тесных связях с представителями богемыФранцузского квартала сомневаться не приходится. Она была завсегдатаемкафетериев и картинных галерей, часто приглашала к себе разного родамузыкантов, а двери дома на Первой улице, как когда-то двери ее дома вНью-Йорке, всегда были широко распахнуты для всех без исключения поэтов ихудожников, не имевших за душой ни пенни.

Прислуга пребывала в ужасе. Соседи устали от бесконечногошума и скандалов. Однако справедливости ради следует сказать, что в отличие ототца Стеллу отнюдь нельзя было обвинить в распутстве, никто и никогда не виделее пьяной. По мнению большинства ее знавших, причиной тому присущее ей отприроды чувство вкуса и незаурядный ум.

В те же годы Стелла вплотную занялась ремонтом дома и многоев нем изменила. Она потратила целое состояние на алебастр, краску, новые тканидля драпировки и изысканную мебель в стиле ар деко. По воспоминаниям РичардаЛлуэллина, в зале установили великое множество пальм в кадках и рояль фирмы«Бёзендорф». А чуть позже, в 1927 году, в доме соорудили лифт. Кроме того, вдальнем конце участка построили бассейн и раздевалки вдоль южной его стороны,чтобы гостям, желающим переодеться и принять душ, не приходилось возвращаться вдом.

Все это – новые друзья, вечеринки, переоборудование дома –шокировало наиболее консервативно настроенных родственников, но тот факт, чтоуже через год после смерти Мэри-Бет Стелла напрочь отказалась от общесемейныхсобраний, восстановил против нее буквально всех.

После 1926 года все попытки Кортланда убедить Стеллу внеобходимости соблюдать давнюю традицию оказались тщетными. Сам он вместе сосвоим сыном Пирсом время от времени бывал на пирушках и балах – впрочем,называть их можно по-разному – в доме на Первой улице. Однако остальные члены семейногоклана не удостаивали их своим присутствием и упорно игнорировали посланные имприглашения.

Сплетен и разговоров о бале, данном Стеллой в днипразднования Марди-Гра в 1927 году, хватило жителям Нового Орлеана на полгода.Приглашенные на этот бал принадлежали к самым разным слоям общества. Особняк наПервой улице сиял огнями, контрабандное шампанское в изобилии подавалось всемжелающим, а на боковой террасе расположился джаз-оркестр. (Эта террасаоставалась открытой еще многие годы – ее затянули сеткой, лишь когда заболела ипревратилась в беспомощного инвалида Дейрдре Мэйфейр.) Многие гости плавали вбассейне нагишом, и к утру, как впоследствии говорили ошеломленные соседи, балпревратился в настоящую оргию. Те родственники, которых исключили из спискаприглашенных, пришли в ярость и, по словам Ирвина Дандрича, потребовали уКарлотты объяснений, хотя все было ясно и так: Стелла не желала видеть на своемпразднике мрачные физиономии Мэйфейров и слышать от них слова осуждения.

Прислуга в доме сбилась с ног, а впоследствии сплетничала,что Карлотта Мэйфейр была буквально вне себя от царившего вокруг шума ичрезмерной продолжительности пиршества, не говоря уже о том, что оно обошлосьвесьма и весьма недешево. Незадолго до полуночи она вообще покинула дом, забравс собой крошку Анту и маленькую Нэнси (приемного ребенка), и вернулась лишь наследующий день после ленча.

В ту ночь произошла первая публичная ссора между Карлоттой иСтеллой, однако вскоре стало известно, что они помирились. Посредником междусестрами выступил Лайонел, и Стелла пообещала больше времени проводить дома сдочерью, сократить расходы на развлечения и вести себя по возможности тише.Похоже, больше всего Карлотту волновали именно деньги – она считала, чтобассейн, доверху наполненный шампанским, слишком уж дорогое и «греховное»удовольствие.

(Интересно отметить, что состояние Стеллы в то времяоценивалось в сотни миллионов долларов. Карлотта лично управляла вверенными еепопечению четырьмя баснословно большими суммами, вложенными в различные фонды.Возможно, именно это чрезмерное богатство и вызывало ее раздражение в первуюочередь. Таково, во всяком случае, мнение многих.)

Позднее в тот же год произошло несколько событий весьматаинственного характера – они стали первыми в цепи подобных. Семейное преданиегласит, что Стелла собрала вместе кое-кого из членов семьи, пообещав им«интересный вечер». Темой для обсуждения должны были послужить некоторые фактысемейной истории и уникальные «экстрасенсорные способности», присущие избраннымчленам клана Мэйфейров. По одним свидетельствам, в доме на Первой улицесостоялся спиритический сеанс, по другим – дело не обошлось без магии иколдовства.

(Слуги в особняке шептались между собой, пересказывая другдругу слухи о том, что Стелла хорошо знакома с ритуалами вуду. Слухи эти имелипод собой основание: Стелла и сама говорила кое-кому из друзей, что знает всеколдовские обряды, что у нее много знакомых среди цветного населения квартала ичто эти знакомые обучили ее всему, что необходимо.)