Описанные видения, безусловно, связаны с очереднымпоявлением Лэшера, однако мы не можем оставить без внимания одну существеннуюдеталь, упомянутую в эмоциональном и подробном рассказе доктора: разговор возледвери в библиотеку. Что же имел в виду неизвестный представитель семействаМэйфейр, говоря: «Нет, это не тот самый человек – это Джулиен»? Неужели оношибочно подумал, будто восклицание доктора связано с Лэшером, и словасорвались у него с языка, прежде чем он осознал, что рядом стоит посторонний? Аесли так, значит ли это, что все Мэйфейры знали о существовании «того человека»и обсуждали его в кругу семьи? Вполне возможно.

Обряд погребения Мэри-Бет отличался не меньшей пышностью иторжественностью, чем двадцать шесть лет назад ее свадьба. Полной информацией онем мы обязаны владельцу похоронной конторы Дэвиду О'Брайену, который через годпосле тех похорон отошел от дел, передав контору в руки своего племянника РэдаЛонигана. Члены семьи последнего позднее рассказали нам немало интересного.

Мы располагаем также записями воспоминаний членов семьи ирассказов прихожанок местной церкви, которые присутствовали на похоронах и послебез зазрения совести перемывали косточки Мэйфейрам.

Все в один голос утверждают, что Дэниел Макинтайр не смог доконца вынести столь тяжкое испытание и еще во время траурной мессы Карлоттапроводила его домой, а после вновь присоединилась к процессии, как раз в тотмомент покидавшей церковь.

Перед самым погребением на Лафайеттском кладбище былопроизнесено несколько приличествующих случаю кратких речей. Пирс Мэйфейрвспоминал о Мэри-Бет как о великолепной наставнице, Кортланд говорил о еевеликой любви к семье, о щедрости и великодушии по отношению ко всем безисключения окружающим. Баркли Мэйфейр сказал, что Мэри-Бет незаменима и все,кто знал и любил эту замечательную женщину, никогда ее не забудут. Лайонел помере сил старался утешить окаменевшую от потрясения Белл и непрестанно плачущуюДорогушу Милли.

Малышки Анты на погребении не было, не взяли на церемонию икрошку Нэнси (мы уже упоминали, что ее приняли в семью Мэйфейров и Мэри-Бетпредставляла ее всем как дочь Стеллы).

Стелла выглядела подавленной, однако не до такой степениубитой горем, чтобы упустить возможность шокировать своим поведениеммногочисленных родственников, друзей семьи, а вместе с ними и владельцапохоронной конторы: пока произносились прощальные речи, она, удобно усевшись насоседней могильной плите и болтая ногами, потягивала из бутылки ликер. Болеетого, когда Баркли уже заканчивал говорить, она прервала его, громко заявив:

– Слушай, Баркли, прекрати нести ерунду. Она терпеть немогла всю эту чушь. И если ты немедленно не замолчишь, она поднимется из могилыи сама заткнет тебе рот.

Владелец похоронной конторы позднее вспоминал, что репликаСтеллы у многих вызвала смех, хотя кое-кто все же изо всех сил старалсясдержаться. Смеялся и Баркли, а Кортланд и Пирс только улыбнулись. Если уж нато пошло, реакция на слова Стеллы четко поделила членов семьи на два лагеря,причем строго по этническому признаку: французская родня сочла ихоскорбительными, в то время как у ирландской части клана они вызвали лишьприступ веселья.

В конце концов Баркли всхлипнул, поцеловал гроб и сословами: «Прощай, моя любимая!» – рыдая, упал на руки стоявших сзади Кортландаи Гарланда.

Стелла соскочила с могильной плиты, приблизилась к гробу итоже поцеловала его.

– Продолжайте, святой отец, – сказала она, повернувшиськ священнику.

При последних словах погребальной молитвы Стелла выдернулаиз похоронного венка розу, обломила покороче стебель и воткнула цветок себе вволосы.

После церемонии ближайшие родственники вернулись в особнякна Первой улице, и, к ужасу и недоумению соседей, оттуда до самого утрадоносились звуки фортепьяно и громкое пение.

Когда умер судья Макинтайр, похороны были намного скромнее,однако весьма печальными. Мэйфейры его очень любили и не сдерживали слез.

Прежде чем продолжить повествование, хотелось бы напомнить,что, насколько нам известно, Мэри-Бет была последней по-настоящемумогущественной ведьмой в этой семье. Остается только предполагать, что могласовершить обладавшая такой силой женщина, если бы не ее преданность семье,удивительное здравомыслие и полное отсутствие в характере малейших признаковзависти и тщеславия. Как бы то ни было, все, что она делала, было направленоисключительно во благо семьи. Даже ее любовь к развлечениям выражалась ворганизации вечеринок, на которые приглашались все члены клана Мэйфейров икоторые помогали родственникам лучше узнать друг друга и укрепить семейныесвязи в столь непростые времена социальных перемен.

Что до Стеллы, то любовь к родственникам не входила в числоее добродетелей; ее интересовали только развлечения и собственное положение вобществе, точнее говоря, Стелла всегда мечтала о славе, пусть даже и дурной.Однако справедливости ради следует отметить, что амбициозной Стелла никогда небыла – ив этом, возможно, состоит ключ к пониманию ее противоречивой натуры. Насамом деле у нее едва ли вообще была в жизни какая-то серьезная цель.

«Живи и радуйся!» – вот каким был девиз Стеллы.

С этого момента и вплоть до 1929 года главными действующимилицами семейной истории были Стелла и ее дочь Анта – бледное маленькое созданиес нежным голоском.

Продолжение истории жизни Стеллы

Семейное предание, равно как и сплетни соседей сходятся водном: после смерти родителей Стелла точно с цепи сорвалась.

В то время как Кортланд и Карлотта спорили по поводусемейного наследия и того, как именно следует им распоряжаться, она закатывалав доме на Первой улице умопомрачительные вечеринки для своих друзей, и даже тенесколько семейных праздников, которые она удосужилась организовать, не вызвалиу приглашенных ничего, кроме шока, ибо добытые из-под полы пиво и бурбон лилисьна них рекой, а танцы под диксиленд продолжались до самого утра. Большинствородственников спешили покинуть шумное сборище, а некоторые с тех пор навсегдазабыли дорогу на Первую улицу.

Да и сама Стелла приглашала далеко не всех членов семейногоклана. За три года – с 1926-го по 1929-й – она постепенно, но упорно ипоследовательно разрушала то, что с такой любовью создавала ее мать: семейнуюимперию. Вернее, наверное, будет сказать, что она просто не заботилась о еесохранении, и в результате обширные родственные связи угасали и в конце концоврвались. Многие члены семейства перестали встречаться и утратили всякиеконтакты между собой, а их дети и внуки вообще мало что знали о доме на Первойулице. Именно они-то и стали впоследствии источником большинства домыслов,слухов и легенд.