Дальше было всё, как он сказал: чашка густого, крепчайшегокофе, холодный душ, гонка на бешеной скорости с мигалкой прямо поразделительной полосе в сторону центра, тихий Гнездниковский переулок, офис«Евродебета». Странно было только одно – в председательский кабинет Фандоринапочему-то провели не через секретарский предбанник, как в прошлый раз, а почерной лестнице, через боковую дверку. Николас так и не понял, к чему теперьэта конспирация.

Беседа, стало быть, началась с извинений.

– Я нехорошо с вами поступил, Николай Александрович, –сказал банкир, сокрушенно опустив голову, отчего двойной подбородок сделалсятройным. – Я вас использовал. Это могло стоить вам жизни, хотя Гиви и егоребята за вами приглядывали.

– Ребята из «Эскадрона»? – блеснул осведомленностьюФандорин.

Иосиф Гурамович восхищенно закатил глаза, как бы отдаваядань проницательности собеседника.

– Да. Это специальное подразделение, которое я создал, когдаузнал, что начальник департамента безопасности завербован моим конкурентом.Получилось очень удобно: Седой думал, что все про меня знает, а сам знал толькото, что я подсовывал Сергееву. Ох уж эти кагебешники! Им всегда мало бытьисполнителями, обязательно рвутся в кукловоды.

Магистр насупился:

– Вы поручили меня попечению Сергеева нарочно, чтобыпосадить на крючок Седого? А ваши люди тем временем следили и за мной, и заСергеевым.

– И за самим Седым, конечно, – подхватил Габуния. – Ивидите, как удачно всё получилось. Седой остался с носом и при этом без рук:его левая рука, Владимир Иванович Сергеев (большой был грешник, да простит егоГосподь) отсекла правую руку, нехорошего человека Шурика (этого Господь всеравно не простит, так что и просить не буду). Отсекла – и сама отсохла, потомучто Гиви нашего полковника застрелил. Жалко, конечно, а как было не застрелить?Ну да ничего, адвокаты у меня первоклассные, они докажут, что это былаадекватная самооборона. Разрешение на оружие у Гиви имеется, всё честь почести. Его ребята – вот молодцы – сняли скрытой камерой, как Седой с Сергеевымвстречался, и с Шуриком тоже. Пленочка уже в ГУБОПе. Пусть покрутится Седой,пусть пообъясняет, что за дела у него были с этим отморозком. Не до«Вестсибойла» теперь будет Владику. Шиш ему с ткемали, а не тендер.

Иосиф Гурамович сладостнейшим образом улыбнулся, а Николас,глядя на приятно округлое, в бульдожью складочку, лицо банкира, испыталчувство, близкое к умилению. Прав мудрый шеф-редактор журнала «ТелескопЪ»,задумавший сделать спецномер о цивилизационных процессах в российском бизнесе.Какие ласкающие слух западного человека слова: адвокаты, адекватнаясамооборона, разрешение на оружие! Никаких «замочить», «закатать в асфальт»,«размазать по бамперу». Алтын могла гордиться своим «таргетом».

– Вот как у нас нынче, Николай Александрович, – скромносказал Большой Coco, будто подслушав мысли Фандорина. – Все проблемы решаемкультурно, по закону. Время пиратов вроде Седого уходит в прошлое. Черезтри-четыре года их вообще не останется.

– А утаивать клад, принадлежащий государству, это тоже позакону? не удержался от выпада Николас.

Иосиф Гурамович обиженно надул губы – Слушайте, нельзя жевсё сразу. Вчера еще по деревьям лазили и друг друга кушали, а сегодня ужеулицу на красный свет не перейди. Постепенно надо, потихоньку. Эволюционнымпутем. Немножко помухлевать – это можно, это по-людски. А друг друга мочитьпочем зря – это, извините, уже анахронизм. Я мочить буду, потом меня или моегоребенка замочат? Да! оживился Габуния и зачем-то кинулся к стенному шкафчику. –У меня великая новость! Сабрина моя ребенка ждет, сама сказала. Мне пятьдесятдва года, я думал, никогда уже детей не будет! Представляете – стою перед ней ибормочу, как дурак: «Мой, мой ребенок!» А она, стерва, смеется «Помучайся,может, и не твой». Я помучился, Николай Александрович, ой как помучился.Полночи не спал, всё терзался, чей ребенок. Раньше, конечно, я бы еще большемучился, а теперь немножко попереживал, потом скушал два пирожных и уснул. Этоиз-за того, что вы мне всё про меня объяснили. Мы с Сабриночкой – идеальнаяпара. Теперь ревную, страдаю, а на душе тепло, хорошо. Спасибо вам. Выпьем залюбовь и за маленького Габунию!

И из шкафчика, как по волшебству, явились пузатая бутылка,две рюмки и ваза с шоколадом.

– Я теперь совсем не пью, – сухо произнес Фандорин, не желаяпоказывать, что слова благодарности ему приятны. – И, кстати говоря, хочусообщить вам, что не могу принять предложение относительно продажи вам книжногооклада. Нужно уважать законы страны, в которой находишься. Так что верните мнеобложку, я передам ее представителям городских властей. Я не буду настаивать натом, чтобы вознаграждение мне выплатили немедленно. Можно по частям или потом,через несколько лет, когда российская экономика окрепнет.

Иосиф Гурамович грустно сжевал конфету, несколько раз тяжеловздохнул.

– Ах, Николай Александрович, дорогой, не хотел васрасстраивать, да всё равно придется. Возьмите свой оклад, вон он лежит, вкоробке из-под сканера. Эксперты говорят, что обложка представляет историческуюценность – это работа русских мастеров середины шестнадцатого века. А вотматериальная цена невелика. Серебро невысокой пробы да несколько сотенкамешков. Если быть точным, шестьсот шестьдесят. Было на шесть больше, но оникуда-то подевались – вместо них пустые гнезда. Это не желтые сапфиры и неопалы. Строго говоря, это вообще не камни, а шлифованные кусочки вулканическогостекла. Наверно, в средневековой Руси оно считалось большой редкостью. А сейчастакого добра у нас пол-Камчатки. Зря, выходит. Седой всю эту кашу заварил.

– Ну и ладно, – не слишком расстроился Фандорин. – Сдам вмузей, пусть будет память о Корнелиусе фон Дорне. И статью напишу. Ведь моянаходка косвенно подтверждает версию о том, что библиотека Ивана Грозного – невыдумка. Раз книга Замолея существовала в действительности, значит, дабеловскийсписок – не фикция, а документ, заслуживающий доверия. Хоть и не очень большое,а все-таки открытие. Прощайте, господин Габуния. Засиделся я у вас в Москве.Пора домой, в Англию.

Он протянул банкиру руку, но Иосиф Гурамович прощаться нестал, а вместо этого взял магистра за локоть.

– Послушайте, Николай Александрович, зачем вам в Англию? Ичто за интерес для мужчины делать «не очень большие открытия»? Не ваша этостезя – пыль в архивах глотать и научные книжки писать, ей-богу. Мне Гивикаждый вечер кассеты давал, съемки скрытой камерой. Как вы по улицам ходили,дома рассматривали, в блокнотик писали. Смотрел я на вас – удивлялся. Какподменили англичанина! Такой стал энергичный, увлеченный, счастливый! ПроСулико поет! Сразу видно – человек своим делом занимается. Вы знаете, в чемваше дело, в чем ваш настоящий талант?