сказать о поездах. В работах Синкая они – то же самое, что и в последнем кадре «Кайлийской меланхолии». Машины для возвращения в прошлое и создания новых возможностей, пространства между одиночеством и общением, между прошлым и настоящим, отъездом и возвращением. Все возможно, но на самом деле ничего не случается. Они открывают новые горизонты, расчищают путь в будущее, но, чтобы будущее действительно наступило, нужно быть как Мицуха и Таки в «Твоем имени». Нужно сделать еще один шаг вперед. Нужно спуститься вниз, потерять себя на какое-то время, колебаться, прежде чем наконец найти другого человека – и любовь, которую он излучает. Так что путь поездов, движение, которое они несут, не совсем линейное. Как мы уже сказали, это трепет. Дорога без указателей, без проводников и без карт. Дорога с неопределенным пунктом назначения, в конце которой, тем не менее, находится истинное сердце кино Синкая. Надежда. Непоколебимая вера в то, что любой выбор будет правильным. Что каждая развилка дороги – еще один шаг прочь от меланхолии и ближе к другим людям и их окружению. На борту поездов Синкая вера вознаграждается, а путешествие в неизвестность – это всегда путешествие в лучший мир.

Заключение

В 2015 году японский рэпер KOHH в своем альбоме «Dirt» представил композицию с интригующим названием “一人” (Hitori). «Одиночка». Удивительное название для трека, который в значительной степени представляет собой гедонистический вояж эго, прославляющий его образ, наполненный музыкой, искусством, модой и вечеринками. Однако в конце четырех минут и тринадцати секунд KOHH (настоящее имя Юки Тиба) с нескрываемым волнением произносит последние строки: ひとりで死んで、みんなで生きてる (Hitori de shinde, minna de ikiteru). «Мы умираем в одиночестве, мы живем в единстве». Удивительно мощный финал, идеально подходящий настроению трека, слегка парящего, колеблющегося между оптимизмом и пессимизмом от куплета к куплету и балансирующего на грани между нескрываемой болью – что-то такое слышится в голосе KOHH – и самонадеянностью. Финал так или иначе перекликается с некоторыми темами Синкая. Надо сказать, что, хотя режиссер и рэпер совершенно никак не связаны, хотя последний происходит из более неблагополучной среды, обращается к более узкой аудитории и наслаждается имиджем плохого парня, который он с успехом культивирует в своих провокационных трэп-композициях, между ними есть поразительные сходства.

Во-первых, KOHH, сын наркоманки и корейского иммигранта, покончившего жизнь самоубийством, рассказывает историю с поразительной простотой в перерывах между кульминационными моментами своей жизни рок-звезды: о том, как его спасли искусство и любовь. Конечно, последняя имеет более физическое измерение, чем у Синкая, и не совсем сопоставима с подростковыми романтическими историями режиссера. Но его жизнь и его музыка, как и жизнь героев Синкая, написаны на задворках японского общества, в основном в спальном городке Одзи, бедном районе на севере Токио, который энергично прославляет следующий трек альбома, озаглавленный как «Токио». Это также история коллектива, группы друзей, которые помогли ему справиться с детским одиночеством, а затем превратились в «Riverside Mobb» и сопровождали его взлет в японском хип-хопе: Dutch Montana, 318, его младший брат Lil Kohh и Mony Horse, последний из которых пережил практическую идентичную историю о родителях-иммигрантах и наркоманах. Так что в его жизни, а точнее, в их жизни, есть элемент насилия, склонность к эпатажу и соревнованию, что практически полностью противоположно Синкаю и его творчеству. Но за этими противопоставлениями скрываются ранимость рэпера, его желание быть в другом месте, его способность превратить повседневную жизнь в художественный инструмент и, прежде всего, важность, которую он придает окружающим людям, также связывают его с режиссером. Мы умираем в одиночестве, но живем в единстве. Именно такую жизнь прославляют двое мужчин, именно это стремление за четыре минуты превращает начальный текст песни “一人”: みんなひとり (Minna hitori), «Мы все одиноки», в свою противоположность: «Мы все есть друг у друга».

Эволюция в песне KOHH в точности повторяет эволюцию в кино Синкая, и оба они по-своему воплощают форму сопротивления или, скорее, конец эпохи. Об этом говорит Дарио Лолли в своей статье. После фильма «Дитя погоды» миф об однородном и сплоченном [японском] обществе рушится[78]. У Синкая его разрушает экологический кризис, который, похоже, никто не может или не хочет исправить[79]. У KOHH на первый план выходят доселе неслышимые голоса. Голоса иммигрантов, сирот и всех тех, кто, как и он, вырос в кварталах, разоренных нищетой, насилием и торговлей людьми. По случайности или нет, но примерно в то же время в японской литературе появились новые голоса. В романе Миэко Каваками «Небеса»[80] звучат голоса двух маргиналов и детей, подвергающихся преследованиям. Сэйко Ито, чья книга «Radio Imagination»[81] дает второй шанс жертвам 11 марта 2011 года, и Джули Оцука (американка японского происхождения), которая в книге «Будда на чердаке»[82] выступает в защиту японских женщин и тех, кто потерпел поражение в истории. В то же время в современном кино слышен тот же ропот. Корээда никогда не был так разгневан, как в своем обладателе Золотой пальмовой ветви «Магазинные воришки» (2018). Атаки Кодзи Фукады на японское общество становятся все более яростными. Смутьяны Сион Соно и Киеси Куросава продолжают бушевать, а Кацуя Томита, снимая монахов, бразильских иммигрантов или тайских проституток, наращивает силы, чтобы поставить забытых в центр внимания, дать им голос, часто прибегая к помощи другого японского рэпера – Денгарю, чье творчество, как и творчество KOHH, прославляет относительно изолированный коллектив.

Со всех сторон в японском искусстве что-то бурлит – желание освобождения, которое находит отклик в движении KuToo и в словах журналистки Сиори Ито, выступающей против культуры молчания вокруг сексуализированного насилия. «Невидимые», как назвала их Кейт Бланшетт в своей речи на церемонии вручения премии A Family Affair в 2018 году, полны решимости больше не быть таковыми. Женщины выходят из тени, и даже права меньшинств прогрессируют, хотя и медленно: только в октябре 2022 года мэрия Токио выдала однополым парам официальное разрешение на заключение брака. И хотя Синкай далек от всех этих событий, которые еще должны проделать долгий путь для революции в его стране, и его кино не является откровенно политическим или проповедническим, его фильмы, через темы, которые они затрагивают, и выбор, который они подразумевают, по сути, являются грозными порталами, которые готовят целое поколение к тому, чтобы наконец прислушаться к начинающим звучать голосам. И мы должны отдать должное – из всех названных нами имен ни одно не способно собрать даже близко к девятнадцати миллионам японских зрителей «Твоего имени», и даже десять миллионов у