Наступила зловещая тишина. Из-за спины Иргильды светильникбросал искорки в глаза, оставляя лицо Иргильды в тени. Барвник бросил быстрыйвзгляд по сторонам. Тцара нет, здесь все сторонники Иргильды. Он вздохнул,плечи опустились, растянул губы в примирительной улыбке.

– Людей безрассудных, – ответил он почтиизвиняющимся голосом, – больше, чем мудрецов.

– Это верно, – произнесла Иргильда холодно. –Это верно.

– Но даже в мудреце, – добавил он, –безрассудства больше, чем мудрости.

Иргильда милостиво улыбнулась, принимая победу, всезашушукались, задвигались, заулыбались – умные, рассудительные, никогда-никогдане допускавшие не то что безумств, но даже опрометчивых поступков. Дажепоступочков. Хорошие правильные люди. Куявы.

Барвник опустил взгляд. Ладно, это честь можно продатьтолько раз, а он все-таки куяв, продает умение, а его можно продавать ипродавать. И перестать стыдиться, что – куяв.

Придон протолкался между слуг и челяди, пока не уперся вспины стражи. С той стороны дороги такие же парни в железе и с копьями в рукахсдерживают напор любопытствующих горожан. Проход для тцара оставили широкий,семеро всадников проедут стремя в стремя. Придон видел веселые лица, для всехпроезд тцара и его свиты – праздник, злых взглядов не заметил, живут тутсравнительно счастливо. Снова протрубили трубы. Впереди на конях показалисьзнатные беричи, очень гордые, наряженные как петухи, и не рассмотреть, если лимускулы или же в нужных местах подложены тряпки, кони тоже разукрашены, рябит вглазах, стая мотыльков, а не тцар с самыми мудрыми и сильными.

Тулей восседал на коне грузно, милостиво улыбался в ответ наликующие крики, наклонял голову. Даже пару раз вяло вскинул руку. Под глазамимешки, лицо обвисло. Как ни хорохорься, а ночевки в лесу даются не так легко,как тридцать лет тому.

За тцаром снова человек сорок на конях, а затем… сердцеПридона застучало так, что испугался, как бы бедное не расшиблось о теснуюклетку ребер. Голубые легкие носилки несут четверо дюжих рабов, верх украшенсеребряными рыбками, занавески задернуты, тонкие полупрозрачные занавески,из-за которых можно рассматривать мир, самому оставаясь не увиденным.

Носилки поравнялись с местом, где стоял Придон. Он задержалдыхание, душа выпорхнула из тела и ринулась туда, вовнутрь… Занавескиколыхнулись, тонкие пальцы слегка отодвинули, Придон увидел половинку чистогонежного лица, один глаз под удивленно вздернутой бровью.

Тут же занавеска опустилась. Носильщики едва не бежали,предвкушая скорый пир. Толпа тоже колыхнулась и потекла вслед за красочнойпроцессией. Придон стоял, как вбитый в землю обломок скалы. В черепе радостныйрев, грохот, дивы бьют в барабаны и орут: она тебя заметила! Она посмотрела!Она даже занавеску отодвинула, чтобы убедиться, что это он, тот самый, который…

Тот самый, повторил он про себя. Который. Да, тот самый икоторый! Ты права, божественная Итания. Я – тот самый, который…

Черево появился довольный, лоснящийся, лысина блестела, какяйцо огромной птицы. Щеки колыхались, словно студень из молодой телятины.

– Вот видишь, – сообщил он доверительно, –быстро только раки зимуют!.. А мы все не спеша, полегоньку… Тцар отдохнетмалость, выслушает, кто кому за время его отсутствия на ногу наступил, а потоми тебя примет!

Придон стиснул челюсти. Все понятно, тцар выдерживает, чтобыне зазнавался, знал свое место. Вряд ли он о таком забыл: добыть меч самогобога Хорса, отдать дочь в чужие руки! Хотя, может быть, в самом деле надосперва разобраться с мелочами, кто кого удавил в его отсутствие в спальнетцара, а потом уже заниматься более интересным.

Черево наблюдал за прояснившимся лицом, сказал со значением:

– Тцар позволил показать тебе его сокровищницу.

– Да зачем это мне? – отмахнулся Придон.

– Не говори гоп, – ответил Черевозначительно, – коли рожа крива. Это знак величайшего доверия! Думаешь, всякомупокажут такое? Я сам только однажды был допущен! Да-да, мне было дозволенолицезреть…

– Мне неинтересно, – сказал Придон.

– Да что с тобой? – сказал Черево. – Такоевыпадает раз в жизни!

Он провел Придона, им обоим кланялись, Череву – как знатномуберу, Придону – как опасному герою, через залы, все ниже и ниже, пока неоказались в полутемных и зловещих подземельях. Но стены выложены хорошимиплитами, светильники – из толстой старой меди, под ногами между широкимикаменными плитами не просунуть лезвие ножа.

Двое стражей с факелами пошли впереди, зажигая по дорогесветильники. Каменные ступеньки вели вниз, потом еще и еще. Обычно внизу сыро имрачно, но здесь сухо, от факелов бодрящий красный свет, от трепещущих огоньковв медных чашах – яркий оранжевый.

Наконец впереди показалась и начала приближаться широкаядверь из темного металла. Головы драконов выступают как будто живые, толькочуть задремали, но рубиновые глаза приоткрыты, зубы предостерегающе оскалены.

Черево проделал что-то с дверью, нажимал, поглаживал,Постукивал, шептал, та не отворилась, как ожидал Придон, а всей толстойстворкой въехала в каменную стенку. Черево шагнул, сделал Придону знак подойти,дверь за их спинами так же бесшумно вылезла из стены и краем вдвинулась в узкующель на противоположной. Вошла так, что Придон с трудом мог отыскать зазор.

Вспыхнул свет. Яркий, солнечный. Придон прижмурился, они вогромном зале, все как будто залито золотым огнем с неба.

– Магия… – проговорил он с трудом.

– Она самая, – подтвердил Черево, хохотнул. –Но самое смешное…

– Что?

– Никто не знает, даже Барвник, откуда свет.

– Почему?

– Здесь собрано много разных вещей, сам смотри… Придонповел глазами по огромному пространству зала. Дух перехватило при виде сундуковс драгоценностями, огромных чаш, доверху заполненных золотыми монетами илиредкими камнями, доспехов, дивного оружия.

На широких столах, сделанных нарочито для показа сокровищ,тускло блестят кубки из неведомого металла. Стен не видно из-за щитов, топоров,мечей, копий, распятых кольчуг и доспехов, начиная от простых кожаных и кончаяцельноковаными латами. Простые, как понял Придон, либо принадлежали великимгероям, за то им такой почет, либо не простые, не простые… Как и вон тот вродебы обычный меч грубой ковки деревенского кузнеца, на лезвии следы молота, новисит повыше тщательно отделанных мечей хорошей стали, с украшенными золотом идрагоценными камешками рукоятями. Черево хмурился, недовольно сопел. Артаниндаже не повел глазом в сторону драгоценных одежд, что принадлежали великимтцарам, не замечает короны, их изготавливали лучшие ювелиры, на эти короны идетлучшее золото, туда вставляют самые драгоценные из камней, ибо корона – зримоевеличие и богатство правителя, но артанин… эх, эти артане!… смотрит только наоружие.