безопасность. Да как ты смеешь!

Себруки вздрогнула, словно просыпаясь. Бездумная маска слетела с лица, и девочка выронила арбалет. Тишина услышала щелчок спускового механизма. Болт просвистел в дюйме от щеки и разбил окно позади.

Тени! Неужели болт задел ее? Неужели Себруки пролила кровь? Женщина коснулась щеки дрожащей рукой, но, к счастью, не почувствовала влаги. Болт прошел мимо.

Через миг Себруки уже рыдала в ее объятиях. Тишина опустилась на колени и прижала ребенка к себе.

– Тихо, милая. Все хорошо. Все хорошо.

– Я все слышала, – прошептала Себруки. – Мама даже не вскрикнула, ведь она знала, что я прячусь. Она была сильная, тетя Тишина. И мне нужно было оставаться сильной, даже когда пролилась кровь. У меня все волосы в ней вымокли. Я все слышала.

Слушая шепот девочки, Тишина закрыла глаза и крепче прижала ее к себе. Только она тогда решилась заглянуть в сожженную дотла усадьбу. Отец Себруки время от времени останавливался в пристанище Тишины. Хороший человек. Во всяком случае, на фоне тех, кто остался, когда Зло захватило родные земли.

На еще дымящемся пепелище Тишина нашла дюжину трупов. Честертон и его банда прикончили всю семью, до единого человека, даже детей. Выжила только самая младшая дочь, Себруки, которую спрятали в крошечном тайнике под половицами в спальне дома.

Она лежала там в крови матери, не проронив ни звука, даже когда Тишина ее нашла. Она заметила девочку только потому, что Честерстон проявил осторожность и перед убийством рассыпал по границам комнаты серебряную пыль, чтобы защитить себя от теней. Тишина пыталась собрать остатки пыли, забившейся между половицами, и неожиданно обнаружила, что через щель на нее кто-то смотрит.

За последний год Честертон спалил тринадцать усадеб. Погибло более пятидесяти человек. И только Себруки сумела ускользнуть из его рук.

Девочка тряслась, захлебываясь рыданиями.

– Зачем… Зачем?

– Я не знаю зачем. Прости.

А что еще она могла сказать? Отделаться какой-нибудь банальностью или утешить тем, что Запредельный Бог все видит? Они живут в Лесах. Банальности выжить не помогут.

Тишина обнимала девочку, пока рыдания не затихли. На кухню вошла Вильям-Энн и застыла рядом с кухонным столом, все еще держа поднос с пустыми кружками и переводя взгляд с арбалета на полу на разбитое окно.

– Ты убьешь его? – прошептала Себруки. – Ты его накажешь?

– Правосудие погибло вместе с родиной, – ответила Тишина. – Но да, я убью его. Обещаю, дитя.

Вильям-Энн неуверенно приблизилась, взяла арбалет, повертела в руках и показала матери сломанное древко. Тишина выдохнула. Нельзя было прятать оружие там, где до него могла добраться Себруки.

– Позаботься о гостях, Вильям-Энн, – велела женщина. – Я отведу Себруки наверх.

Дочь кивнула и взглядом указала на разбитое окно.

– Кровь не пролилась. Нам ничего не грозит. Хотя, если найдешь время, поищи болт. На нем серебряный наконечник. Не те времена, чтобы транжирить серебро впустую.

Вильям-Энн убрала арбалет в кладовку, пока Тишина осторожно усаживала Себруки на кухонный табурет. Девочка крепко вцепилась в нее, отказываясь отпускать. Пришлось уступить и подержать ее в объятиях.

Вильям-Энн сделала несколько глубоких вдохов, словно пыталась успокоиться, после чего вышла в общий зал, чтобы разнести выпивку.

Со временем Себруки отпустила Тишину, и та смешала ей настойку. Она отнесла девочку по лестнице на чердак над общим залом, где стояли три койки. Доб спал в конюшне, а гости – в обставленных комнатах на втором этаже.

– Ты собираешься дать мне снотворного? – спросила Себруки, рассматривая покрасневшими глазами чашку в руках Тишины.

– Утром мир покажется тебе светлее, – ответила женщина.

«И я не хочу рисковать на случай, если ты решишь тайком последовать за мной».

Девочка неохотно взяла настойку, но все же выпила ее.

– Прости. За арбалет.

– Я придумаю, как тебе отработать стоимость починки.

Казалось, угроза успокоила Себруки. Не зря девочка была из поселенцев, рожденных в Лесах.

– Ты раньше пела мне перед сном, – пробормотала Себруки, закрывая глаза и откидываясь на подушку. – Когда только привела меня сюда. После… После…

Она сглотнула ком в горле.

– Я не знала, слышишь ты меня или нет.

Тишина вообще не была уверена, что в то время девочка замечала что-то вокруг себя.

– Я слышала.

Тишина присела на табурет рядом с койкой. Петь не хотелось, поэтому она тихонько затянула себе под нос мелодию. Эту колыбельную она пела Вильям-Энн в трудное время сразу после ее рождения.

Но вскоре вспомнились и слова:

Тише, милая, не бойся.Ночь спустилась, ждем рассвет.Засыпай и успокойся.Тьма вокруг, но будет свет.

Она держала Себруки за руку, пока девочка не заснула. Окно у кровати выходило во внутренний двор, и Тишина прекрасно видела, как Доб выводит лошадей Честертона. Пятеро мужчин в щегольской одежде торговцев шумно спустились с крыльца и забрались в седла.

Цепочка всадников выехала на дорогу; затем их поглотил Лес.

Через час после наступления темноты Тишина при свете очага собирала походный мешок.

Пламя в очаге в свое время разожгла бабушка, и с тех пор ему не давали угаснуть. Бабушка едва не поплатилась жизнью, поскольку не захотела платить за розжиг продавцам огня. Тишина покачала головой. Бабушка никогда не любила соблюдать условности. Но с другой стороны, и сама Тишина такая же.

Не разжигай огня, не проливай чужую кровь, не бегай по ночам. Все это притягивает тени. Простые правила, которым следовал каждый поселенец.

Она нарушила каждое из них, причем не единожды. Удивительно, как она еще не иссохла и не стала тенью.

Сейчас, когда она готовилась к убийству, тепло огня казалось таким далеким. Тишина бросила взгляд на старую молельню – та была устроена в обычном чулане и всегда стояла запертой на замок.

Пламя в очаге напоминало о бабушке. Более того, иногда она отождествляла его с бабушкой. Та не боялась ни теней, ни властей из фортов. Тишина избавилась от других воспоминаний, оставшихся от бабушки в пристанище, кроме этой комнатки, где молились Запредельному Богу. Алтарь располагался за запертой дверью по соседству с кладовой. Раньше рядом с дверью висел бабушкин серебряный кинжал – символ старой религии. Его украшали выгравированные для защиты божественные символы. Теперь он висел в ножнах на ее поясе – не столько в качестве оберега, сколько потому, что был серебряным. В Лесу серебро никогда не бывает лишним.

Женщина тщательно собирала заплечный мешок. Первым делом она положила медицинский набор и приличного размера мешочек с серебряной пылью от иссушения. За ними последовали десять пустых мешков из толстой ткани, просмоленной изнутри, чтобы предотвратить утечку содержимого. В конце она добавила масляную лампу. Пользоваться ею Тишина не любила, так как не доверяла огню. Он притягивал тени.

Тем не менее по прошлым вылазкам она знала, что лампа может пригодиться, поэтому положила ее на случай, если набредет на уже разожженный огонь.

В конце Тишина на мгновение задумалась и решительно направилась в старую кладовку. Подняла там половицы и вынула маленький, плотно закупоренный