Порох.

– Матушка? – раздался голос Вильям-Энн, и Тишина вздрогнула.

Она не слышала, как девочка вошла на кухню.

От неожиданности бочонок чуть не выкатился из рук, отчего сердце ушло в пятки. Проклиная себя за глупость, она зажала его под мышкой. Порох не взорвется без огня, это она знала точно.

– Матушка! – повторила Вильям-Энн, искоса поглядывая на бочонок.

– Скорее всего, мне он не понадобится.

– Но…

– Я знаю. Не шуми.

Выйдя из кладовки, Тишина запихнула бочонок в заплечный мешок. К боку бочонка крепилось бабушкино огниво с проложенной между металлическими ручками тканью. С точки зрения теней, поджигание пороха приравнивалось к разжиганию огня. Огонь притягивал их почти так же молниеносно, как кровь, что днем, что ночью. Первые беженцы с родины узнали об этом довольно быстро.

В каком-то роде кровь даже менее опасна. Обычное кровотечение из носа или порез не привлекут тени – те даже не обратят внимания. А вот на чужую кровь они придут обязательно, причем в первую очередь за тем, кто ее пролил. А уже после его смерти тени без разбору нападут на всех вокруг. Стоило привести их в ярость, и опасность грозила всем.

Только после того, как Тишина упаковала порох, она заметила, что Вильям-Энн одета в походные штаны и ботинки. В руках девочка держала такой же мешок, как у нее самой.

– И куда ты собралась, Вильям-Энн? – грозно спросила Тишина.

– Матушка, неужели ты собираешься в одиночку убить пятерых бандитов после жалкой половины дозы болотной травы?

– Я уже выходила на такие дела. Я научилась рассчитывать только на себя.

– Только потому, что у тебя не было помощника. – Вильям-Энн закинула мешок на плечо. – Но теперь ты не одна.

– Ты еще слишком юна. Возвращайся в постель и присматривай за пристанищем, пока я не вернусь.

Вильям-Энн не собиралась сдаваться.

– Дитя, я же сказала…

– Матушка. – Вильям-Энн крепко взяла ее за руку. – Ты уже немолода! Думаешь, я не вижу, что ты стала хромать сильнее? Ты не можешь делать все сама! Придется позволить и мне иногда помочь, черт побери!

Тишина задумчиво разглядывала дочь. Откуда в ней столько ярости?

Иногда было трудно не забывать, что Вильям-Энн тоже Первопроходец.

Бабушка бы в ней разочаровалась, чем Тишина гордилась еще больше. Ведь у Вильям-Энн было хоть какое-то детство. Она не была слабой, просто… нормальной. Чтобы стать сильной, женщине необязательно убивать в себе все чувства.

– Не ругайся на мать, – наконец ответила Тишина.

Вильям-Энн вопросительно приподняла бровь.

– Ты можешь пойти, – выдавила Тишина, освобождая руку из крепкой хватки дочери. – Но будешь во всем меня слушаться.

Вильям-Энн облегченно выдохнула и с готовностью закивала.

– Я скажу Добу, что мы уходим.

Шагнув за дверь, Тишина, не думая, перешла на привычный для поселенцев неторопливый шаг. Даже под защитой серебряных колец пристанища она не забывала следовать Простым правилам. Нельзя забывать о них, находясь в безопасности, иначе в Лесу подобная небрежность может оказаться последней.

Тишина достала две миски и смешала два разных вида светящейся пасты. Закончив, она разлила смесь в отдельные, заранее припасенные банки.

Тишина вышла в ночь. Лес молчал в прохладном, бодрящем воздухе.

И конечно же, повсюду витали тени.

Некоторые скользили по траве, выделяясь мягким сиянием. Бесплотные, полупрозрачные; мало похожие на человеческие формы, что выдавало старые тени. Очертания головы были подернуты рябью, лица менялись, словно растекаясь кольцами дыма. За ними стелились волны белесого воздуха с руку длиной. Тишина всегда думала, что это истлевшие остатки одежды.

У всех женщин, в том числе и Первопроходцев, при виде теней мороз пробегал по коже. Тени и днем никуда не исчезали, просто становились невидимыми в солнечном свете. Но стоит разжечь огонь, пролить кровь, и они настигнут тебя даже днем. Однако ночью тени менялись. Они быстрее замечали любые нарушения. К тому же ночью теней беспокоили быстрые движения, на которые днем они не обращали внимания.

Тишина достала баночку пасты, которая залила все вокруг бледно-зеленым светом. Сияние было тусклым, но, в отличие от света факелов, ровным и устойчивым. Факелу нельзя довериться, поскольку, если он потухнет, второй раз его уже не разжечь.

Вильям-Энн ждала у входа во двор с шестами для фонарей.

– Нужно двигаться тихо, – напомнила Тишина, прикрепляя баночки к шестам. – Разговаривать можно, но только шепотом. Ты должна во всем слушаться меня и сразу же выполнять все, что я велю. Люди, которых мы преследуем… они убьют нас и глазом не моргнув, а то и чего похуже сотворят.

Вильям-Энн кивнула.

– Ты мало боишься, – недовольно сказала Тишина, оборачивая черной тканью банки со светящейся пастой.

Мягкий свет пропал, уступая место темноте ночи, но Звездный Пояс сегодня сиял высоко в небе. Его свет частично просачивался сквозь листья, особенно рядом с расчищенной дорогой.

– Я… – начала Вильям-Энн.

– Помнишь случай прошлой весной, когда гончая Гарольда взбесилась? – спросила Тишина. – Помнишь ее взгляд? Она никого не узнавала. Ей хотелось убивать. Вот так и с этими людьми, Вильям-Энн. Они бешеные. От них нужно избавиться, как от той гончей. Для них ты не человек. Они считают тебя мясом. Ты понимаешь?

Вильям-Энн кивнула. Тишина видела, что девочка скорее взволнована, нежели напугана, но тут уж ничего не поделаешь. Она вручила Вильям-Энн шест с более тусклой светящейся пастой. Небольшой круг слабого синего света почти ничего не освещал. Тишина закинула палку с банкой на правое плечо, на левое водрузила мешок и кивком указала в сторону дороги.

К границе пристанища неподалеку подплыла тень. Стоило ей коснуться тонкого серебряного барьера на земле, как раздался треск, будто из костра посыпались искры. Тень отпрянула и неспешно поплыла в другую сторону. Каждое такое столкновение стоило Тишине денег. С каждым прикосновением духа серебро портилось. Именно за это и платили постояльцы: за пристанище, чьи границы уже сотню лет не нарушались, где по устоявшейся традиции внутри не водилось незваных теней. Своего рода спокойствие.

Лучшее, что мог предложить Лес.

Вильям-Энн переступила через границу, отмеченную полукругом крупных, выступающих из земли серебряных колец. Под землей кольца соединялись цепью, залитой цементом, так их было сложнее вытянуть. Чтобы заменить перекрывающиеся части колец – а пристанище окружали три расходящихся от центра круга, – требовалось не только их откопать, но еще и снять с цепи. Тишина знала эту изнурительную работу досконально. Недели не проходило без того, чтобы не возникла необходимость повернуть или заменить какую-то часть.

Рядом снова безучастно проплыла тень. Тишина не знала, то ли тени не видят обычных людей, пока те не нарушают Правила, то ли просто не удостаивают их вниманием. Они с Вильям-Энн вышли на темную, слегка заросшую дорогу. За дорогами в Лесу плохо следили, и лишь немногие были в хорошем состоянии. Возможно, если бы форты выполняли хоть какие-то обещания, все бы изменилось.

Тем не менее дорогами пользовались. Поселенцы путешествовали из одного форта в другой, торговали