— Идем, Эразмус, — бросаю я, и мы выбираемся на берег. Мое сердце трепещет, ноги ватные. Святая Матушка, это худшее похмелье в моей жизни! Меня шатает, а движения напоминают движения сломанной куклы. Очень хочется вернуться на пару минут назад. Но это невозможно.

— Ты меня напугала, Трикс, — совершенно серьезно хрипит Фогель и гладит меня по щеке. — Мне показалось, что ты утонула.

— Так оно и есть, — отвечаю я, провожая взглядом последний огонек волшебства, — но ты меня спас. Ты умничка.

Он смущается и помогает мне продраться сквозь рогоз и камыши, обильно растущие на берегу. Хлюпает черная грязь под ногами, сверху на нас осыпается пух с метелок растений.

За стеной растительности крики наших преследователей стихают, и мы без сил валимся на траву. Надо отдышаться. Фогель растопыривает пальцы и старательно взбивает свою шевелюру, избавляясь от воды. Я с нежностью смотрю на потемневшие от воды, торчащие в разные стороны кудри. Потом, нисколько не смущаясь меня, он снимает рубаху и штаны и пытается выжать.

Я лежу на спине и провожу ревизию потерь и приобретений. Список совсем недлинный. Итак, короткий посох я посеяла, он где-то там, на дне реки, нож остался в ножнах и это неплохо. Во всяком случае, можно попытаться отбиться от кого-нибудь особо наглого. Ва жив и невредим, это плюс. У него наши припасы, это тоже плюс. Фогель меня поцеловал — это бесценное приобретение. Это чудо! В воздухе начинают кружить яркие снежинки. Фогель меня поцеловал! Я задыхаюсь от счастья и поворачиваю голову набок, любуясь его поджарым телом.

Пусть мы не нашли эту колдунскую шляпу для Штуковины и теперь через неделю или чуть более дадим дуба. Штуковина рванет, стерев с лица Старой Земли все живое. Да что там говорить, стерев Старую Землю в порошок. Для меня теперь это всего лишь досадная случайность. Легкая неприятность, вроде насморка. Грядущая смерть нисколько не огорчает принцессу Мусорной Долины Беатрикс Первую. Она счастлива. Покрыта с ног до головы илом, в мокрой одежде, в изгнании. Преследуемая всеми кто только о ней знает, она счастлива. Странное состояние, которое я испытываю в первый раз.

— Замерз? — говорю я. Фогель стучит зубами, но отрицательно машет головой.

— Это адреналин, Трикс, — поясняет он. — Если бы не ты…

Что он хочет сказать этой своей паузой, я знаю и улыбаюсь ему.

— Все это теперь бесполезно, Эразмус? Эту штуку мы не добыли и теперь все?

Он вздыхает. Да, теперь уже все. Даже если произойдет чудо и в Конторе его, наконец, хватятся, нам уже не спастись. Слишком мало времени, они не успеют переправить новую Машину. Вытягиваю руку и накрываю ей его ладонь. Мы еще можем взять штурмом поместье Понга, перебить всех, а старичку задать пару вопросов. В ответ он отрицательно машет головой. Не получится. Контакторы на старой Машине были сухими, а это значит, что ее распотрошили давно. Может быть, даже два месяца назад, а то и больше. Р’делительные контуры вне Машин столько не протянут, пересохнут и придут в негодность.

Положив одежду под голову, он устраивается рядом со мной. Совсем как теплый кролик. Мы держимся за руки, рассматривая сонное подмигивание неба. Эразмус пытается рассказать мне о далеких мирах, про Машины, людей, про то, как у них все устроено. Но я его не слушаю, я слушаю, как бьется его сердце. Совсем рядом.

Не знаю, сколько проходит времени, прежде чем мы слышим, как кто-то продирается сквозь заросли. Словно стадо водяных быков, двигающее на водопой, только вместо мычания издающее деловитое похрюкивание. В котором безо всяких сомнений угадывается четыре баночки сброженной морковки на полтонны веса. Ва шарит в кустарнике в безуспешных поисках. Ему не помогает ни отличное зрение, ни слух. Растительность слишком густая, отчего мой дружочек обиженно кряхтит на ходу.

— Трикси. Трикси! — стараясь сохранить тишину зовет он, забывая, что производит шум сравнимый с целой армией оборванцев, вышедших на тропу войны. — Трикси, зайчик, где ты?

Зайчик! Это что-то новое! Не выдержав, я хихикаю, после чего мгновенно наступает тишина. Так и знала, что мой преданный бронированный дружок двинет на помощь. На глаза сами собой наворачиваются слезы.

— Мы здесь, Ва, — произношу я, и тут же оказываюсь в бетонных объятиях. Меня сгребают прямо с земли, небрежно откидывая Фогеля в сторону. Зарывшись лицом в колючую чешую, я улыбаюсь.

21. Трикси? Ты сошла с ума?

..

22. Третья и четвертая банка были лишними

Тени от чахоточного костерка мечутся по стене из кустарника. На палках над ним досыхает наша одежда. Моя и Фогеля. Сушится, безвольно свесившись почти в огонь, от нее идет легкий пар. Мы перекусываем жесткими колбасками из последних колдунских запасов и цедим оставшуюся бутылку вина.

— И сколько времени осталось? — интересуется Ва, занявший стратегическую позицию. У тележки, с которой стоит лишь протянув лапу можно разжиться баночкой с пойлом. На морде у дракона написано глупое счастье наседки разыскавшей потерявшегося цыпленка. Иногда он кидает на меня застенчивый взгляд и счастливо шипит. Мой ненаглядный дружочек. Если подумать, он печется обо мне словно это и есть цель его существования, которая намного важнее охоты на рыцарей и пьянки.

— Неделя. Может меньше, я не знаю. У меня нет приборов, чтобы измерить конденсацию энергии на приемном контуре, — старательно объясняет необъяснимое Фогель, — возможно, даже через пару секунд.

Подбитый глаз моего милого Эразмуса заклеен листом подорожника, навязчивая забота дракона, который думал, что потерял нас навсегда и теперь с самым серьезным видом изображает лекаря. К своему синяку я его поначалу не подпускаю, но потом сдаюсь под напором историй о том, что Матушка вообще бы приказала мне лежать, и жить мне осталось недолго. На мои возражения, что нашим ранениям уже несколько дней и что раньше ему на них было плевать, мой дружочек не обращает внимания. Ва умеет быть настойчивым. По