В свете этого нового восприятия Сюзанна вдруг поняла, какхитроумно стрелок манипулировал ими с памятного страшного утра в вещуньинойкруговине. Всякий раз, когда затевался разговор, неизбежно ведущий ксопоставлению подмеченных фактов (а что могло быть более естественно, если принятьво внимание пережитое каждым из них катастрофически внезапное и необъяснимое"извлечение", насильственное перемещение из родного мира в чуждый?),Роланд оказывался тут как тут и быстро вступал в беседу, направляя ее в иноерусло, да так гладко, что никто ничего не замечал – даже она, почти четыре годаварившаяся в самой гуще движения за гражданские права.

Сюзанне казалось, ей ясна причина: Роланд хотел дать Джейкувремя залечить раны. Но, несмотря на такое проникновение в суть побужденийстрелка, думая о том, как ловко стрелок управляется с их троицей, она неизменноиспытывала одни и те же чувства: удивление, веселое изумление, досаду. Сюзаннасмутно припоминала, что незадолго до того, как Роланд забрал ее сюда, Эндрю, еешофер, назвал президента Кеннеди последним стрелком западного мира. Тогда онаподняла Эндрю на смех, но теперь как будто бы поняла. В Роланде было гораздобольше от Джей-Эф-Кей, чем от Мэтта Диллона. Она подозревала, что природанаделила Роланда лишь малой толикой творческого воображения Кеннеди, но всмысле романтики… увлеченности, преданности делу… обаяния…

"А так же хитрости, – подумала она. – Не забывай охитрости".

И, к своему удивлению, вдруг расхохоталась.

Роланд, восседавший в траве по-турецки, повернулся к ней,вскинув брови:

– Тебя что-то рассмешило?

– Еще как! Скажи-ка мне кое-что… сколько языков ты знаешь?

Стрелок подумал.

– Пять, – ответил он наконец. – Когда-то я изряднообъяснялся на селлийских наречиях, но, сдается, перезабыл все, кроме проклятий.

Сюзанна опять рассмеялась – радостно, восторженно.

– Ну и хитрюга ты, Роланд! Ну и лис!

Джейк явно заинтересовался.

– Ругнись по-стреллийски, а? – попросил он.

– По– селлийски, – поправил Роланд. С минуту он думал, потомчто-то сказал – очень быстро и невнятно; Эдди показалось, будто стрелок полощетгорло какой-то очень густой жидкостью. Скажем, кофе недельной давности. Роландзамолчал и усмехнулся.

Джейк усмехнулся в ответ.

– Что это значит?

Роланд на миг приобнял мальчика за плечи.

– Что нам о многом нужно поговорить.

– Да уж, – сказал Эдди.

– Мы – ка-тет,– начал Роланд, – кружок людей, связанныхсудьбой. Философы на моей родине утверждали, будто разрушить ка-тетможет лишьсмерть – или предательство. Корт, мой благородный наставник, сказал однажды:поелику и смерть и вероломство суть спицы в колесе ка,подобная связьнерасторжима вовек. Годы идут, я узнаю и постигаю все больше – и все более иболее склоняюсь принять взгляды Корта. Всякий участник ка-тетаподобен кусочку головоломки.Взятый сам по себе, отдельно, такой кусочек – загадка, но сложи его с прочими,и получишь картину… или частьее. Для завершения одной картины можетпонадобиться великое множество ка-тетов.Не удивляйтесь, коль вскроется, чтоваши жизни давно переплелись, пусть прежде вы этого не замечали. Во-первых,всяк из вас троих владеет даром проникать в мысли товарищей…

– Что? – воскликнул Эдди.

– Это правда. Вы делите свои мысли друг с другом стольестественным образом, что даже не сознаете происходящего, но это так. Мне,несомненно, легче это заметить, ибо, не будучи полноправным членом вашегока-тета– быть может, оттого, что не принадлежу к вашему миру, – сам яспособностью к соборномышлению наделен не в полной мере. Однако ж внушитьсвоюмысль я могу. Сюзанна… помнишь, в круговине?..

– Да. Ты велел: отпустишь демона, когда я скажу. Но вслух тыничего не произнес.

– Эдди… помнишь, на медвежьей поляне на тебя кинулсямеханический нетопырь?

– Помню. Ты еще крикнул мне "ложись!".

– На самом деле он и рта не раскрыл, Эдди, – сказалаСюзанна.

– Нет, крикнул! Гаркнул!Я же слышалтебя, старик!

– Гаркнуть-то я гаркнул, верно, да только в уме. – Стрелокповернулся к Джейку. – А ты помнишь? В том доме?

– Я никак не мог оторвать половицу, и ты велел мне дернутьза другую. Но, Роланд, если ты не можешь читать мои мысли, откуда ты узнал, чтоименно у меня за проблема?

– Увидел.Я ничего не слышал, но я видел– еле-еле, будтосквозь грязное окошко. – Стрелок окинул их внимательным взглядом. – Подобноетесное смыкание и единение умов называется кеф.На древнем наречии старого мираслово кефимеет и множество иных значений. "Вода","рождение" и "жизненная сила" лишь три из них. Осознайте ипрочувствуйте это. Большего я пока не требую.

– А ты сам можешь прочувствовать то, во что не веришь? –спросил Эдди.

Роланд улыбнулся.

– Долой предубежденность, вот и все.

– Это можно.

– Роланд? – Это был Джейк. – Как ты думаешь, Чик может бытьчастью нашего ка-тета?

Сюзанна улыбнулась. Роланд – нет.

– Покамест я не готов даже гадать на сей счет, но вот что ятебе скажу, Джейк: я много думал о твоем мохнатом приятеле. Каправит не всем; ипоныне бывают случайные стечения обстоятельств… однако ж внезапное появлениекосолапа, который еще помнит людей, не кажется мне чистой случайностью.

Он обвел глазами своих спутников.

– Начну я. Эдди продолжит с того места, где я закончу. Заним – Сюзанна. Тебе, Джейк, говорить последним. Согласны?

Они дружно кивнули.

– Вот и славно, – сказал Роланд. – Мы – ка-тет,один измногих. Приступим!

Они проговорили до заката, прервавшись лишь раз, ровнонастолько, чтобы проглотить холодный обед, и к тому времени, как разговорзавершился, Эдди казалось, будто он провел двенадцать тяжелых раундов с РэемЛеонардом. Молодой человек больше не сомневался в том, что их связывает кеф,повыражению Роланда, "тесное смыкание и единение умов"; они с Джейком всвоих снах, кажется, и впрямь жили жизнью друг друга, словно половинки одногоцелого.

Роланд начал с происшествия под горами, оборвавшего первуюжизнь

Джейка в здешнем мире. Он рассказал о своей беседе счеловеком в черном; о туманных намеках Уолтера на некоего Зверя и на кого-то,кого Уолтер называл Вечным Пришельцем; о привидевшемся ему странном и страшномсне – сне, в котором всю вселенную поглотил луч небывалого белого света. И отом, чем окончился этот сон: травинкой. Одной-единственной лиловой травинкой.