Последний уезжал в г. Ростов, хотел поступить там на работу по специальности инженера-металлурга» – элитная специализация для ранних 1930‑х. При встрече обсуждали знакомых и их положение в партии, вспоминал Голяков. «Из беседы с Сидоренко я узнал, что он был исключен из ВКП(б) за троцкистскую деятельность и ходатайствовал перед ЦКК о восстановлении его в ВКП(б), причем у него настроения и убеждения не троцкистские, а он за генеральную линию партии, в доказательство чего он мне сказал, что я, Сидоренко, писал письмо троцкисту – ссыльному Редозубову, с целью убедить последнего о признании своих ошибок». Ответ от Редозубова Сидоренко прочел Голякову: «Содержание ответа следующее: ты имеешь 100 рублей, паек и поэтому [то], что для тебя истина, то для меня неправда – несправедливость. Мне из письма Редозубова было видно, что он с убеждениями Сидоренко не соглашался». (Отметим: приводится явно фантастическая сумма оклада. Например, полный академик в Академии наук получал 120-рублевый паек.)[618]

Кутузов дополнял картину: «По первому адресу проживает Петр Тарасов. Он при отъезде из Томска дал мне этот адрес и дал второй [адрес] своего брата – может быть, это и есть Гоголевская номер 16 – я точно не помню. По первому адресу проживает (пока Тарасов жил в Томске) его родственница, мать или теща. Я писал Тарасову письмо в 1928 г., но ответ не получал, так наша связь и была прервана. Про брата Тарасов говорил, что брат работает на каком-то заводе, имя брата я забыл»[619].

Тарасов – главный герой следующей главы. Что касается Кутузова, то тогда, в 1930 году, его освободили из-под стражи, лишив права проживания «в Москве, Ленинграде, Харькове, Киеве, Одессе, Ростове н/Д, означ[енных] губ[ерниях] и окр[угах] с прикреплением к определенному местожительству сроком на 3 года». Мера социальной защиты в отношении Голякова была идентичной. Кто-то, правда, спохватился, что наказание не соответствует строгости обвинения, и написал от руки на бланке приговора, что «ввиду того, что Кутузов упорно скрывал свою подпольную работу от следствия, дав показания только под давлением улик», его нельзя назвать никак иначе, как «рецидивист-двурушник», и «все это, вместе взятое, внушает сомнение в искренности его разрыва с оппозицией»[620]. Этот вердикт Кутузову еще аукнется.

Глава 5. Очищения

Кузнецкий металлургический комбинат строился с 1929 года. В плане ГОЭЛРО отмечалось, что «богатейшие залежи каменного угля и железа в непосредственной близости друг от друга дают основание охарактеризовать Кузнецкий бассейн как район каменноугольно-железной промышленности с широкими перспективами дальнейшего развития»[621]. На востоке СССР создавалась вторая мощная угольно-металлургическая база, работавшая на железных рудах Урала и коксующихся углях Сибири. Кузнецкий металлургический завод должен был стать сложным комбинированным предприятием, органично включавшим доменные и мартеновские цеха, литейное производство, коксовые печи и центральные электрические станции[622]. Тысячи добровольцев, приехавших в Кузбасс из разных концов страны в первую пятилетку, рыли траншеи в мерзлом грунте, устанавливали фундаменты для металлургических печей, возводили гигантские цеха. Изрытая котлованами, испещренная подъездными железнодорожными путями, стройплощадка Кузнецкого металлургического комбината постепенно приобретала очертания крупного промышленного предприятия.

Владимир Маяковский под впечатлением от энтузиазма строителей сочинил знаменитое стихотворение «Рассказ Хренова о Кузнецкстрое и о людях Кузнецка»:

По небу / тучи бегают,дождями / сумрак сжат,под старою / телегоюрабочие лежат.И слышит / шепот гордыйвода / и под / и над:«Через четыре / годаздесь / будет / город-сад!» <…>Здесь / взрывы закудахтаютв разгон / медвежьих банд,и взроет / недра / шахтоюстоугольный / «Гигант».Здесь / встанут / стройки / стенами.Гудками, / пар, / сипи.Мы / в сотню солнц / мартенамивоспламеним / Сибирь.

И знаменитая концовка:

Я знаю – / город будет,я знаю – / саду цвесть,когда / такие людив стране / в советской / есть!

Среди «таких людей» был и столь знакомый нам по томской оппозиции Тарасов. Петр Никитич уехал на Кузнецкстрой из Ленинграда по мобилизации ЦК ВКП(б) в счет «60» в июле 1930 года. Он расценивал это направление на крупную стройку «как предоставление возможности на деле доказать преданность партии»[623]. Тарасов поселился в Верхней колонии (Тельбесская ул, д. 8, кв. 6). Служащий, безимущий, он имел «неудовлетворительное состояние здоровья» – страдал болезнью сердца. В 1930–1931 годах на стройку приехала масса молодых «работников-коммунистов, – вспоминал начальник стройки Сергей Миронович Франкфурт. – Начали они работать в аппарате управления строительства, а затем постепенно их перебрасывали на строительные участки, в цехи. В первое время они ведали преимущественно вопросами труда и снабжения. Но в процессе работы эти люди учатся, приобретают опыт, выдвигаются – и к моменту разворота работ второй очереди они становятся самостоятельными руководителями строительных цехов. Три года разнообразной, самоотверженной работы на Кузнецкстрое вырастили этих людей в самостоятельных крепких руководителей». Тарасов дорос в 1933 году до должности начальника строительства прокатного цеха[624].

Руководители Кузнецкстроя гордились тем, что сумели в короткие сроки сформировать довольно крепкое ядро энтузиастов, болевших идеей индустриального строительства. Темпы работ на стройках были очень высокими. Устраивались соревнования между цехами, бригадами, отдельными рабочими. Бригады землекопов выполняли ежедневно свой план на 119–202% (при норме 6,6 и 3 на человека), а клепальщики – на 135–227%, не прекращая работы даже в самые лютые морозы. Труд превращался «в дело чести, дело славы, дело доблести и геройства». Со слов секретаря Западно-Сибирского крайкома ВКП(б) Р. И. Эйхе, «вчерашние колхозники, вчерашние единоличники, которые пришли на завод с деревенскими, мелкобуржуазными настроениями, стали передовыми борцами на фронте строительства социализма»[625]. На площади Побед была установлена громадная доска почета, разделенная на 5 колонок. Каждая колонка обозначалась символическим изображением самолета, автомобиля, лошади, пешехода, черепахи. Лучшим работникам и бригадам вручалось Красное знамя, а отстающим полагалось рогожное. Предполагалась и помощь отстающим («буксир»). Так получилось, что год приезда Тарасова на стройку оказался решающим: объем капитальных вложений увеличился в 3 раза, с 50 до 150 млн рублей. Уже к концу года были построены чугунолитейный, ремонтно-котельный цеха, вторая электростанция. В следующем году один за другим вошли в строй все агрегаты первой очереди завода[626].

С 1929 года главным инженером Кузнецкстроя был Иван Павлович Бардин. Под его руководством значительно расширилась промплощадка предприятия-гиганта и увеличился выпуск продукции с 400 тысяч тонн в год до почти 1,5 миллиона. 1 апреля 1932 года в 3 часа 55 минут первая кузнецкая домна была задута[627]. Бардин вспоминал: «В памятную апрельскую ночь, когда первая доменная печь должна была выдать первый сибирский чугун, никто на площадке не спал. Беспрерывно звонил телефон, люди справлялись, идет ли чугун. Чугун пошел хороший. Я увидел это сразу, и, когда этот чугун пошел в первый восьмидесятитонный