повести, но они необходимы для создания реалистичной атмосферы (и рациональности поступков главных героев), благодаря чему последние главы кажутся пугающе достоверными. «Хребты безумия» написаны в стиле научного отчета, и это отличный пример утверждения Лавкрафта о том, что «только с помощью тщательно проработанной и убедительной мистификации в странном рассказе можно добиться ощущения истинного ужаса»37. И в самом деле: как утверждает рассказчик, даже его повествование является всего лишь неофициальной версией труда, который вскоре опубликуют «в вестнике Мискатоникского университета».

В действительности все внимание в повести сосредоточено на Старцах. Изначально они предстают страшными существами, но в конечном счете кажутся не такими и пугающими на фоне шогготов. Как отмечал Фриц Лейбер, «автор показывает нам ужасных созданий, а затем немного приподнимает занавес, и мы видим, что существует нечто более страшное, чего боятся даже те ужасные существа!»38 Правда, дело не только в этом. Старцы не просто становятся второстепенным «ужасом» повести – под конец они и вовсе перестают пугать. Изучая историю Старцев – как они колонизировали землю, строили в Антарктике и других регионах огромные города и стремились накопить знания, – Дайер постепенно начинает понимать, что Старцы во многом похожи на людей, однако ни у них, ни у нас нет ничего общего с омерзительными, примитивными и практически безмозглыми шогготами. Ближе к концу повести он видит группу мертвых Старцев, которых обезглавил шоггот. Вот этот знаменитый отрывок:

«Вот бедняги! В конце концов, они были не так уж дурны. Почти как люди, только из другой эпохи и расы. Природа сыграла с ними злую шутку… и возвращение домой обернулось трагедией.

…До последнего мгновения оставались исследователями – и что они сделали такого, чего бы на их месте не сделали мы? Боже, какой развитый интеллект, какая стойкость! Как отважно они столкнулись с невероятным, не хуже своих сородичей и предков, которые в свое время тоже испытывали нечто подобное! Кем они ни были – лучеобразными, растениями, чудовищами или звездорожденными, прежде всего они являлись людьми!»

Впрочем, намеки на такой ликующий вывод мы находим по всему тексту повести. Когда Дайер обнаруживает разрушенный лагерь Лейка, читатели понимают, что в этом виноваты Старцы (хотя сам Дайер никак не может примириться с этой мыслью). Но разве они заслуживают морального порицания? Позже выясняется, что жестокость Старцев была вызвана нападением собак из группы Лейка (стараясь взглянуть на ситуацию с точки зрения Старцев, Дайер упоминает «безумное нападение покрытых мехом и отчаянно лающих четвероногих и не менее обезумевших белых обезьян в странных одеяниях»). Кое-кого из группы Лейка Старцы «изрезали крайне необычным, хладнокровным и бесчеловечным образом и забрали с собой», но ведь то же самое делал и Лейк с поврежденными образцами? Затем, когда Дайер и Денфорт находят сани с телом Гедни (его-то Старцы и забрали с собой как образец), Дайер замечает, что труп был «очень аккуратно завернут, дабы предотвратить возможные повреждения».

О самом значительном сходстве между Старцами и людьми мы узнаем из исторического отступления, в котором Дайер повествует о социально-экономической организации их общества, и во многом оно смахивает на утопию, к которой, как явно надеется Лавкрафт, однажды придет и человечество. По одному только предложению «Правительство имело сложное и, по всей вероятности, социалистическое устройство» можно понять, что к тому времени Лавкрафт склонялся к умеренному социализму. Разумеется, цивилизация Старцев была основана на своего рода рабстве, так что под шогготами, возможно, подразумевались чернокожие – в повести даже есть соответствующий намек. Ближе к концу повести главные герои обнаруживают место, украшенное барельефами самими шогготами, и Дайер замечает серьезные различия между творчеством шогготов и Старцев:

«…разницу в самой сути и качестве, в которой чувствуется сильный и гибельный упадок мастерства, хотя в прежде наблюдаемом уровне деградации ничто не указывало на подобный исход.

Эта новая, измельчавшая работа была грубой, наглой и абсолютно лишенной изысканности…»

Вспомним, что годом ранее в «Рассказе о Чарлстоне» Лавкрафт писал об упадке архитектуры в Чарлстоне в девятнадцатом веке: «Архитектурные детали стали громоздкими и едва ли не грубыми, когда искусных белых мастеров резьбы заменили негры, хотя чудесные образцы восемнадцатого века тоже сохранились». Впрочем, параллель между шогготами и чернокожими, пожалуй, просматривается не так уж четко, чтобы далее развивать эту тему.

Старцы, конечно, вовсе не человеческие существа, и Лавкрафт постоянно напоминает нам об этом, описывая их интеллектуальные способности, чувственное развитие и художественное мастерство – во всем этом Старцы намного превосходят людей. Возможно, и здесь можно усмотреть социокультурную интерпретацию, поскольку Старцев, создавших всю жизнь на Земле, Лавкрафт сравнивает с греками и римлянами, породившими, по его мнению, лучшие эпохи нашей собственной цивилизации. Между Старцами и античными народами есть немало схожих черт, включая в том числе рабство. В какой-то момент Лавкрафт проводит явную параллель между Старцами в период упадка и римлянами при Константине. Вспоминаются цитаты из эссе «В защиту Дагона»: «Современная цивилизация является прямым наследником эллинской культуры, поскольку все, что у нас есть, придумано греками» и «наверное, не стоит удивляться всему греческому вокруг – ведь они были суперрасой».

Большой интерес вызывает полная история жизни Старцев на нашей планете – и не только благодаря яркому описанию, но и в силу того, что она является примером давнего убеждения Лавкрафта, вера в которое только укрепилась после прочтения «Заката Европы» Шпенглера: все цивилизации неумолимо проходят через взлет и падение. Хотя Старцы значительно превосходят людей, они тоже подвержены силам «упадка», как и другие расы. Исследуя барельефы и по крупицам собирая историю цивилизации Старцев, Дайер и Денфорт находят отчетливые признаки деградации, причем с невероятных высот физических, интеллектуальных и художественных способностей. И из этого нельзя вынести никакое упрощенное наставление: например, нет указаний на то, что Старцы заслуживают порицания за порабощение шогготов, – есть лишь намек на сожаление, мол, стоило крепче держать этих существ в узде и подчинять себе. По-видимому, Лавкрафт считал крах их цивилизации неизбежным последствием сложных исторических факторов.

Старцы не просто создали всю жизнь на Земле, включая людей: «В самых поздних и вырождавшихся скульптурах мы разглядели неуклюжее первобытное млекопитающее, которое иногда служило обитателям Земли едой, а иногда – развлечением, и в этом существе безошибочно просматривались смутные черты обезьяны и человека». Пожалуй, это одно из самых человеконенавистнических высказываний Лавкрафта: по его мнению, деградация человечества дошла до предела. Старцы создали земную жизнь «по ошибке или в шутку», и все же «Природа сыграла злую шутку» с самими Старцами – сначала потому что их истребили шогготы, а затем потому что немногочисленных