как настоящий человек дела, выполняя работу, за которую ему платят, и постепенно превращая журнал в прибыльное предприятие…»45

После таких слов становится непонятно, почему Лавкрафта так ошарашила реакция Райта, когда тот отказался публиковать «Хребты безумия».

Быть может, все в дело в том, что примерно в то же время Говард получил еще один отказ – в издательстве «Дж. П. Патнэмс Санз» не стали выпускать сборник его рассказов. Весной 1931 года Уинфилд Ширас, редактор из «Патнэмс», попросил Лавкрафта прислать несколько рассказов – предположительно, для издания сборника. Лавкрафт отправил ему тридцать рассказов46, а это почти все рукописи и записи, которые он нашел у себя дома, и, несмотря на свойственные ему негативные прогнозы, что ничего из этой затеи не выйдет, наверняка все же надеялся увидеть свое имя на книге в твердом переплете. Ведь человек из издательства обратился к нему лично, а не посредством рассылки, как за год до того сделали представители «Саймон энд Шустер». К середине июля Лавкрафт получил печальную новость: в публикации сборника отказано, и хотя «Ширас… запинаясь, бормочет о внесении некоторых изменений в рассказы через несколько месяцев»47, Лавкрафт понимал, что это просто вежливый отказ.

Провал с изданием сборника, вероятно, потряс Лавкрафта даже сильнее, чем неудача с «Хребтами безумия»:

«Отказ обосновали двумя причинами: во-первых, некоторые рассказы чересчур прямолинейные… происходящее слишком очевидно и подробно объяснено (признаюсь! Все из-за этого осла Райта, который без конца жаловался на отсутствие ясности в моих ранних работах), а во-вторых, что все истории относятся к мрачному жанру и поэтому не подходят для публикации в сборнике. Вторая причина звучит совершенно нелепо, поскольку единство настроения как раз выступает в качестве преимущества для сборника прозы. Что ж, массы, полагаю, требуют разрядки смехом!»48

Думаю, Лавкрафт во всем здесь прав. Да, в его более поздних произведениях действительно почти не приходится ничего додумывать, и отчасти это, возможно, связано с тем, что подсознательно Лавкрафт писал рассказы с расчетом на аудиторию Weird Tales, однако как раз благодаря этой склонности он стал больше тяготеть к научной фантастике. Лавкрафт был первопроходцем в смешении «странной» прозы и научной фантастики, хотя поначалу это привело к тому, что его работы считались неподходящими и в палп-журналах, и у коммерческих издателей, не способных избавиться от стереотипных условностей.

Третий отказ он получил от Гарри Бейтса, редактора журнала Strange Tales, основанного в 1931 году компанией Уильяма Клейтона. К весне уже поползли слухи о запуске журнала (хотя первый номер вышел только в сентябре), так что в апреле Лавкрафт отправил в редакцию четыре рассказа (отвергнутые Райтом): «Рок, покаравший Сарнат», «Безымянный город», «По ту сторону сна» и «Полярис»49. Все эти произведения отвергли, а в следующем месяце Бейтс отклонил и рассказ «В склепе»50. Для Лавкрафта, полагаю, отказ не стал неожиданностью: произведения он выбрал не самые удачные, а в фирме Клейтона к тому же предпочитали истории с динамичным сюжетом. «В склепе» ближе всех подобрался к возможности публикации: по словам Лавкрафта, Бейтс считал, что «более удачная история в таком духе очень бы ему подошла».

Поначалу Strange Tales стал серьезным соперником Weird Tales: в журнале платили по два центра за слово, и там стали регулярно печататься Кларк Эштон Смит, Генри С. Уайтхед, Август Дерлет и Хью Б. Кейв – все они были готовы подогнать свой стиль под требования Бейтса. Райта обеспокоило появление нового издания, ведь теперь его лучшие авторы отправляли свои работы в Strange Tales и лишь потом, если получали отказ, пробовали попасть в Weird Tales. Тем не менее журнал продержался всего семь номеров и закрылся в январе 1933 года.

Стоит подробнее рассмотреть вопрос неожиданно чувствительного отношения Лавкрафта к отказам или плохому мнению о его произведениях. Разве в 1921 году в серии эссе «В защиту Дагона» Лавкрафт не заявлял, что с презрением относится к написанию историй про «обычных людей» с целью расширить аудиторию и что «мое творчество по-настоящему любят человек семь, и этого достаточно. Я стремлюсь к самовыражению, поэтому продолжу писать, даже если буду единственным читателем собственных работ»? Конечно, данное утверждение относится к тому времени, когда рассказы Лавкрафта еще не публиковали в бульварных журналах, однако «самовыражение» до конца жизни оставалось краеугольным камнем его эстетических взглядов. Лавкрафт осознавал существование этого противоречия и не раз поднимал данный вопрос в обсуждениях с Дерлетом. Он говорил Дерлету, что ему «неприятно посылать куда-либо произведения, которые уже были отвергнуты»51, а Дерлет эту позицию ничуть не разделял – он мог настырно отправлять в Weird Tales одну и ту же работу по десять раз, пока ее не примут. В начале 1932 года Лавкрафт подробно рассмотрел эту тему:

«Я понимаю, почему моя стратегия антиотказов может показаться глупой, упрямой и недальновидной, и я ничего не готов сказать в ее защиту, кроме того, что повторные отказы определенным образом воздействуют на мою психику – не знаю, осознанно или нет, но в результате у меня возникает что-то вроде литературного спазма, препятствующего дальнейшему сочинению художественных работ вопреки самым напряженным попыткам. Если человек на сто процентов крепкий и уравновешенный, то отказ не подействует на него ни малейшим образом, однако моя нервная система всегда была неустойчивой и ныне пребывает в стадии обострения…»52

Лавкрафт всегда с излишней скромностью отзывался о своих достижениях, а теперь, после отказов Райта, Бейтса и Патнэма и равнодушной реакции коллег, которым он посылал рукописи работ, растерял все остатки уверенности. В последние годы жизни он пытался ее восстановить, но если ему это и удавалось, то ненадолго. Уже в следующем произведении становится ясно, как ситуация повлияла на Лавкрафта.

Повесть «Тень над Инсмутом» была написана в ноябре – декабре 1931 года. Еще раз посетив приходящий в упадок портовый город Ньюберипорт, штат Массачусетс (впервые он побывал там в 1923 году), Лавкрафт решил провести что-то вроде «лабораторного эксперимента»53 и проверить, какие стиль и манера письма лучше всего подойдут для выбранной темы. Он написал и забраковал четыре наброска54 (неизвестно, какого объема), а в итоге решил продолжить работу в привычном для себя духе, и так появилась повесть в двадцать пять тысяч слов с необыкновенно насыщенной атмосферой, при чтении которой невозможно и представить, в каких мучениях автор ее создавал.

В «Тени над Инсмутом» рассказчик Роберт Олмстед (его имя ни разу не упоминается в тексте и известно лишь из сохранившихся заметок к произведению), уроженец Огайо, на свой двадцать первый день рождения отправляется