Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что касается мифологии Лавкрафта, в «Хребтах безумия» он открыто заявляет о том, что и так с самого начала было очевидно: большинство «богов» из его пантеона являются внеземными существами, и их последователи (включая авторов оккультных книг, часто упоминаемых Лавкрафтом и другими писателями) ошибались насчет их истинного происхождения. Роберт М. Прайс первым подметил эту «демифологическую» особенность Лавкрафта39, а в более поздних работах говорил, что в «Хребтах безумия» эта модель практически не нарушается, а лишь сильнее подчеркивается. В середине повести есть крайне важный эпизод, когда Дайер наконец-то осознает, что громадный город, по которому он бродил, наверняка построен Старцами: «Они были творцами и поработителями [земной] жизни и прежде всего первыми составителями жестоких древних мифов, пугающие намеки на которые встречаются в „Пнакотических рукописях“ и „Некрономиконе“». Итак, содержание «Некрономикона» сократилось до уровня «мифа». Что касается войн Старцев с грибами с Юггота (из «Шепчущего во тьме») и потомками Ктулху (из «Зова Ктулху»), Лавкрафт не всегда согласовывал подробности их прибытия на Землю со своими более ранними работами. Как я уже говорил, его не волновало достижение педантичной точности в мифологии, а в дальнейших произведениях будут встречаться еще более вопиющие «несоответствия».
Стоит проанализировать и мимоходом брошенное замечание о том, что «Хребты безумия» являются «продолжением» «Повести о приключениях Артура Гордона Пима» Э. По. На мой взгляд, это вовсе не так, поскольку в «Хребтах» нет практически никакой свойственной По загадочности, не считая необъяснимого восклицания «Текели-ли!», а упоминания Пима на протяжении всей повести больше похожи на шутки для посвященных. Да и вообще невозможно с уверенностью утверждать, что творчество По хоть как-то повлияло на «Хребты безумия». Лавкрафту, конечно, очень нравилась «Повесть о приключениях Артура Гордона Пима», в особенности ее таинственная концовка (главные герои плывут по южному полушарию и приближаются к Антарктиде). Возможно, «Хребты безумия» стоит рассматривать как своего рода ироничную фантазию на тему того, что же случилось с героями По, который не дал никаких объяснений. Когда Кларк Эштон Смит узнал о том, что Лавкрафт собирается написать эту повесть, он сказал: «Думаю, написать историю об Антарктике – замечательная идея, несмотря на „Пима“ и другие рассказы»40. Как удачно подметил Жюль Зангер, «Хребты безумия» «вовсе не является никаким дополнением [Пима]: скорее, повесть существует как параллельный текст в том же общем пространстве»41.
В «Хребтах безумия» не обошлось без недочетов. С трудом верится, что Дайеру и Денфорту удалось расшифровать такое большое количество информации по барельефам, да и возрождение замороженных Старцев после тысяч лет криогенного анабиоза тоже вызывает вопросы. Однако благодаря впечатляющим научным знаниям, захватывающему вселенскому размаху, с которым повествуется о миллионах лет доисторической эпохи Земли, и пугающему появлению шоггота в самом конце (пожалуй, момента страшнее не найдется во всех остальных работах Лавкрафта, а то и во всей литературе ужасов) это произведение становится вершиной творчества Лавкрафта, занимая даже более высокое положение, чем «Цвет из иных миров».
С публикациями «Хребтам безумия» не везло. Лавкрафт считал, что повесть можно «поделить на две части ровно пополам»42 (вероятно, сразу после шестой главы), а значит, предполагал, что ее могут напечатать в двух частях в Weird Tales, хотя не обязательно именно так изначально задумывал «Хребты». Взвалив на себя трудную задачу по набору текста на машинке (получилось сто пятнадцать страниц), Лавкрафт даже отложил свое ежегодное весеннее путешествие до начала мая, однако в середине июня был ошеломлен отказом Фарнсуорта Райта. В начале августа Лавкрафт с горечью писал:
«Да, Райт „объяснил“ свой отказ, используя практически те же слова, какими недавно отвергал работы Лонга и Дерлета. Повесть „слишком длинная“, „не поддается делению на части“, „не кажется убедительной“ – и так далее. Все это он уже говорил раньше про мои прежние рассказы (кроме упрека в большом объеме), и некоторые из них все-таки принимал к печати после долгих сомнений»43.
На Лавкрафта повлиял не только неблагожелательный отзыв Райта, но и реакция некоторых коллег, прочитавших повесть и не выразивших особого восторга. Среди наиболее суровых был отклик У. Пола Кука – человека, благодаря которому в 1917 году Лавкрафт вернулся к написанию «странной» прозы. В 1932 году Лавкрафт вскользь упоминал о том, что именно заставило его сильно разочароваться в собственной работе, и среди перечисленных им факторов было и «неважное мнение Кука о моих последних произведениях»44. При этом Кук и в мемуарах, и в дальнейших статьях не скрывал того, что его совершенно не интересовали псевдонаучные рассказы Лавкрафта, под которыми подразумевались и «Хребты безумия».
В связи с этой проблемой нам предстоит разобраться в нескольких вопросах. Во-первых, прав ли был Райт, отказываясь публиковать повесть? В последующие годы Лавкрафт частенько жаловался, что Райт принимает длинные и посредственные серийные работы Отиса Адальберта Клайна, Эдмонда Гамильтона и других писателей низкого уровня, а его объемные работы отвергает. Тут, наверное, следует высказаться в защиту Райта. С абстрактной литературной точки зрения серийные произведения в Weird Tales на самом деле были посредственными, однако Райт понимал, что без них читатели просто перестанут покупать журнал. Поэтому такие истории – с шокирующими событиями, легко узнаваемыми характерами и простым (или даже примитивным) языком – в основном были ориентированы на самый низкий уровень читательской аудитории. «Хребты безумия» не отвечают ни одной из этих характеристик: действие в повести развивается медленно и атмосферно, а обыденные и довольно безликие персонажи служат лишь проводниками, передающими читателю весь ужас суровых антарктических земель. Некоторые из придирок Райта действительно были несправедливы – уж «неубедительной» эту повесть никак не назовешь. Однако Лавкрафт и сам знал, что Райт отмахивается этой стандартной фразой каждый раз, когда не хочет принимать работу к публикации.
Как ни странно, Лавкрафт прекрасно понимал, что Райт – всего лишь делец, который не может выбирать материал исключительно по собственным литературным вкусам, тем более с приходом Великой депрессии. Еще в 1927 году он писал Дональду Уондри:
«Райт… не такой уж и осел, как можно подумать из его редакторских заявлений. По-моему, он осознает, какой вздор выходит в его журнале, но продолжает публиковать эту ерунду, потому что она нравится широкоголовым грузчикам и разносчикам угля, составляющим его аудиторию и присылающим „письма от поклонников“, нацарапанные огрызком карандаша на линованном листке из блокнота за пять центов. Думаю, он поступает разумно,