Эней не посмел возразить. Он повернулся, чтобы помочь Брисеиде подняться на дерево, но сначала схватил ее за запястье и вложил ей в руку небольшой кинжал, защищенный искусно сделанными ножнами.

– Вот, Брисеида, возьми на всякий случай.

– На какой случай?

Эней пожал плечами:

– Лучше позаботиться о своей защите.

Он вручил такой же кинжал Лиз, которая прикрепила его к своему поясу, состроив гримасу Брисеиде. Они надеялись, что им не придется их использовать.

Луна освещала покатые крыши. Хотя они находились недалеко друг от друга, добраться с одной на другую иногда было непросто. Касен, Эней и Имэна прыгали по глиняной плитке так, как будто занимались этим всю жизнь. Остальные следовали за ними, как могли. Особенно тяжело приходилось Леонелю: поросенок визжал у него на руках, и парень ворчал, что ему всегда достается самая тяжелая работа. Животное извивалось. Брисеида посмеивалась: Леонелю можно не стараться быть таким милым ради прекрасных глаз Имэны.

– Будь осторожен, – поучала его Имэна, перекрикивая визг поросенка, – нас могут заметить. Заставь его замолчать!

– Она такая умная, эта спартанка, – пробормотал он. – Хотел бы я посмотреть, как она заткнет поросенка! Если только перерезать горло…

Поросенок словно понял его слова и нанес такой мощный удар копытом, что выскользнул из рук и с грохотом упал на плитку. Он тут же проскочил между ног Леонеля и побежал прямо к краю крыш.

– Именем Зевса, он упадет! – полушепотом крикнула Имэна, бросившись наперерез.

Она подпрыгнула, словно рука Зевса подняла ее в воздух. Быстро, как вспышка, она бросила кусок черепицы в поросенка, чтобы напугать его. Поросенок замешкался и свернул, предоставив Имэне достаточно времени, чтобы опрокинуть его на спину. Они вместе скатились на край крыши, где Имэна затормозила ногами. Она поднесла руку к носу животного, и оно перестало пищать, так как больше не могло дышать. Имэна догнала группу, держа маленького поросенка на руках.

– Думаю, я оставлю его себе, если ты не возражаешь, – сказала она, едва переводя дыхание, и прошла мимо Леонеля.

– Вы на редкость ловкая женщина, – заметил впечатленный Менг Чу.

– Я родилась спартанкой, – ответила она дружелюбно.

– А в Спарте женщин, а не мужчин учат быть храбрыми?

Имэна резко обернулась:

– Да, чужестранец, женщины Спарты тренируются почти столько же, сколько и мужчины. Даже намного больше, чем в любом другом греческом городе.

– Кажется, лучше, чем мужчины, – согласился Менг Чу, поклонясь ей.

Но Имэна не обманулась его комплиментом.

– Чужестранец, если ты намекаешь на то, что мой муж недостойный человек, ты можешь вернуться туда, откуда пришел. Я знаю Энея лучше, чем кто-либо другой, я знаю его достоинства и горжусь им.

– Она знает о твоем генерале? – прошептал Леонель на ухо Энею, который напрягся и недовольно посмотрел.

Слишком поздно. Имэна их услышала.

– Конечно, я знаю, – ответила она. – Вышестоящие пришли ко мне домой, чтобы разыскать его.

Казалось, Эней лишился всех сил.

– Я… я действительно не хотел нарушать строй, – заикался он, – но перед самым столкновением…

– Мне плевать, что произошло.

– Я повел себя как трус, поэтому генерал погиб из-за меня.

– Ты сделал все, что мог, в сложившихся обстоятельствах, и случилось то, что случилось. Такова суть военных игр.

Видя, что Эней все еще чувствует себя пристыженным, Имэна освободила одну руку, чтобы приподнять его подбородок:

– Эней, хорошо, что ты подождал, прежде чем вернуться ко мне. Но если ты думал, что я могу судить о твоей ценности только по силе твоего оружия во время кровавых битв, то ты глубоко разочаровал меня. Никогда больше так не делай.

Эней, охваченный чувством благодарности, заключил ее в объятия и поцеловал. Поросенок, зажатый между ними, завизжал еще громче. Под крышей хлопнула дверь, и в ночи раздался мужской крик.

– Будем надеяться, что Афродита будет столь же снисходительна, – улыбнулась Имэна, переводя дыхание.

– О, но нам больше не за что приносить извинения, поросенок – для оракула, у моих друзей есть срочный вопрос…

– Не волнуйся, Эней. Ты не умеешь лгать.

Храм Афродиты стоял на крутом склоне холма на окраине города. Небольшая площадь из квадратного мрамора предшествовала парадной лестнице, ведущей к входу в святилище, с несколькими рядами колонн, типичных для античного периода. Пламя поднималось из больших куполов по обе стороны лестницы, освещая великолепную, больше, чем в жизни, статую Афродиты с протянутой рукой в сторону спящего города, раскрашенную в мерцающие цвета и покрытую настоящей шелковой тканью. Фасад и колонны храма также были окрашены в красный, оранжевый и зеленый цвета. Возле статуи стоял полусонный мужчина средних лет, одетый в белое. Имэна похлопала его по плечу.

– Найди оракула.

– М-м-м? Что? Оракула? Вы с ума сошли? Вы видели, сколько времени? – сказал мужчина, смущенный тем, что его застали дремлющим.

– Я знаю, что она просыпается очень рано.

– И что? Оракул не назначает аудиенции до восхода солнца! Приходите утром.

– Всем известно, что оракул делает исключения в особых случаях, – ответила Имэна, подсовывая поросенка прямо ему под нос.

– Подношение нужно богине, оракулу все равно! – воскликнул мужчина.

– В таком случае, возможно, нам следует навестить оракула в храме Афины…

Мужчина внезапно выпрямился, высоко подняв голову, как будто девушка оскорбила его лично.

– Оракул умело распознает особые случаи. Только она сама даст оценку вашему делу.

И он поднялся по ступеням храма, ворча на ходу.

Три спартанца воспользовались предоставленной им передышкой, чтобы произнести молитву и провести обряд очищения, подняв руки к небу и обращаясь к статуе Афродиты. Энндал настороженно осмотрел статую. Краем глаза Брисеида заметила, как он незаметно поднял руку и перекрестился. Затем прибыл оракул в сопровождении дюжины жрецов, несущих факелы. На морщинистом лбу высокой женщины были нарисованы черным углем символы. Золотая вуаль покрывала ее густые волосы, тяжелые драгоценности украшали руки. Она посмотрела на друзей.

– Что может быть настолько срочным, что нельзя дождаться рассвета и тогда спросить моего совета?

Имэна взяла инициативу на себя:

– Меня зовут Имэна. Мы подносим этого поросенка во славу Афродиты, – сказала она, выставляя перед собой животное.

Женщина-оракул слегка кивнула одному из жрецов, который прошел внутрь храма.

– Афродита будет довольна, – сказала она громким голосом. – Каковы бы ни были ваши прегрешения, – ее изумрудно-зеленый взгляд обратился к Энею, – не бойтесь, вам их простят.