Несколько секунд я жду, но у него нет опровергающего ответа.

Он снова настаивает на своем:

– Это другое, принцесса.

У меня выходит шумный вздох, наконец я решаюсь озвучить ему все причины, спровоцировавшие меня на поступок.

– Ты просто не понимаешь, Алек, – качаю я головой. – Ты бы здесь абсолютно не причём. Это было моим решением. Разве ты не понимаешь? Какая разница как со мной это произойдёт: будь то так, как случилось, или же это будет Орден…

–Что? – обрывает Алек меня, поражаясь. – Серьёзно? Вот, значит, что тобой двигало?

Он смыкает руки в замок на затылке и, смотря на потолок, не веря, качает головой. Я набираю побольше воздуха и сжимаю до онемения губы.

– Позволь мне, всё объяснить, – прошу я, но Алек снова и снова качает головой.

Его руки опускаются, а взгляд, обращённый теперь в упор на меня, становится каким-то уязвимым, словно непосредственно сам мой вид причиняет ему боль.

– Мы не о том говорим сейчас, принцесса, – не позволяет он мне всё рассказать. – Надо что-то придумать…

От его слов внутри меня все обдаёт холодом.

– Алек, – бессильно слетает с моих губ.

За мгновение его выражения лица сменятся множеством эмоций от разочарования до негодования, Алек указывает на меня пальцем.

– Даже не смей произносить этого вслух, Лена, – процедив, требует он. – Мы обязательно что-нибудь придумаем.

В груди у меня уже разверзалась настоящая пропасть, грозящая поглотить меня целиком. Я не могу вынести, что Алек так реагирует, после всего прекрасного, что с нами произошло ночью. К тому же, в конце концов, кто-то из нас двоих должен признаться, что выхода нет. Я делаю осторожный шаг, подходя к дивану; между нами он, как стена из недосказанных и разрушающих надежды слов.

– Со мной всё в порядке, – пытаюсь я заверить его.

Алеку требуется девять долгих секунд, чтобы сказать:

– Это – временно.

Не знаю, что происходит со мной, но я спокойно принимаю такое утверждение и, соглашаясь, киваю.

– Возможно. Поэтому давай не будем тратить это время на ссоры и выяснения причин? – предлагаю я, но Алек вспыхивает гневом так, словно сказала что-то жутко неслыханное.

Он злится, злится, как никогда ещё не злился на меня. Его взгляд неистово впивается в моё лицо, ощущаясь как хорошая пощечина.

– Если ты сдалась, то я не собираюсь! – а ещё я никогда не слышала в звуке его голоса столько жестокости. – Ещё можно что-то придумать.

Внезапно мне хочется прекратить этот разговор. В голове звенит и разражается мощный невразумительный спор. Сейчас я до него не донесу ничего… Если это вообще когда-то получится сделать.

– Прости, но, да, я – сдалась, – говорю я как-то слишком резко и жёстко, – и нам обоим необходимо просто смириться.

Я ещё не успеваю договорить, как уже начинаю разворачиваться в сторону выхода. Но Алек оказывается передо мной и, останавливая, поднимает моё лицо за подбородок. Гнев гаснет в его глазах, заменяясь отчаянием.

– Лена, не поступай так со мной, – просит Алек, и теперь уже огонь боли сжигает моё сердце.

И только с третьего раза у меня получается произнести эти слова.

– Мы ничего не сможем изменить, Алек. Тебе просто нужно это принять.

Прежде чем он успевает мне что-нибудь ответить, я поднимаюсь на носочки и легко целую Алека в уголок губ, а затем быстро обхожу его, надеваю кроссовки и, вытащив плеер с кармана спортивной куртки Алека, накидываю свою.

Вот оно и настало время бежать и бежать от всего, пока не причинила Алеку ещё большей боли…

Глава 16

Алек

Стук-стук. Стук-стук.

Боль, сверля виски, просачивается в разум, заставляя мысли вяло зашевелиться в голове.

Стук-стук. Стук-стук-стук-стук.

Настойчивые удары не прекращаются, разносясь эхом в голове, как колотящийся отбойный молоток. И у Алека только со второго раза получается, сконцентрировавшись, понять, что стучат в дверь.

Темно. Но определенно плюс, глазам хотя бы удаётся быстро приспособиться. Для таких, как Алек, алкоголь подобен добровольной пытке, смирено выжидающей сокрушительного нападения только с похмелья.

Он же принял, как минимум, тройную порцию пытки.

Снова повторяются удары. Громче и настойчивей – стучащий явно прибывает не в лучшем расположении духа. В прочем, как и сам Алек, уже раздумывающий о желании лишить отчаявшегося этой нервирующей части тела.

Попробовать распознать, кто находится за дверью, сейчас абсолютно бесполезно. Вот она – истинная ирония: стоит едва ли выпить чуть больше приемлемой дозы, и вся твоя сверхъестественность летит ко всем чертям.

Алек садится и потирает лицо ладонями, когда вновь раздаётся новая очередь ударов, а затем встает и, огибая спинку дивана, подходит к двери. Ярчайший свет, исходящий из открывшейся двери, лишает его на мгновение способности видеть, но ненадолго. И теперь у него уже получается определить, чей образ расплывается перед его глазами.

Привычная ухмылка поднимает уголок его рта на автомате, на самом деле не просто пустая – чаще всего ничего не значащая.

– Несс? – с напускным удивлением произносит он.

В действительности ему совершено без разницы, что она тут забыла. Хотя и что-то в её взвинченном виде вызывает некое беспокойство.

– У вас всё в порядке? – насторожено спрашивает она.

Её вопрос заставляет что-то внутри него шевельнуться. Всё – к чёртовой матери – чересчур «не в порядке», поэтому Алек решает проигнорировать вопрос Несс.

– Зачем ты пришла, Несс? – с явным безразличием теперь интересуется он, прибавляя к своему тону голоса побольше намекающей резкости.

– Где Лена? – отзывается Несс с мечущимся волнением в глазах, и Алек мгновенно зависает над этим вопросом. – Мы договорились с ней встретиться, но она просто не пришла, а сейчас ещё и не берёт трубку…

Тук-тук-тук. Тук-тук-тук.

Только это уже не стук в дверь, а мощные удары его пульса в ушах. Алек перестаёт слышать Несс, пытаясь упорядочить бестолковый ураган мыслей, задавшихся одной целью найти ответ на вопрос.

И правда. Где, чёрт возьми, Лена?

Пустота.

Огромный, зияющий тёмной пропастью пробел вместо нескольких часов в памяти. Вот, по какой причине он никогда не употребляет алкоголь, желая держать под контролем каждую прошедшую минуту.

Ещё один запрос к памяти – по-прежнему пустота.

– Сколько сейчас времени? – наконец оживает Алек.

Он не дожидается ответа, начиная осматриваться по сторонам, сканирует все детали и мелочи. Улучшенное зрение возвращаться не спешит, но оно и не требуется, чтобы понять: всё точно так и осталось, как было тогда, когда она уходила. Ни вещей, ни обуви, ни того самого плеера, что она быстро выудила из его кармана, прежде чем, не оглядываясь, выскользнуть за дверь, – ничего нет.