– Как скажешь, – цедит он.

Отрицания. Сплошные отрицания заполоняют Несс, отказывающуюся принять такую истину. Она продолжает упрямо качать головой. И Алеку является понятной подобная реакция с её стороны. Она знает его намного лучше, чем кто-либо другой. Ему самому до сих пор сложно поверить, что ночью он уступил. Столько лет так чтить запреты и правила, считая их непередаваемо важными, и вот пред глазами её взгляд – молящий, нуждающийся, такой искренне желающий; как он мог ей отказать?

Повторил бы он и сейчас это? Смог бы отказать, зная, чем всё обернется уже через несколько часов? И ответ на самом деле поражает даже его: не смог бы; Алек готов дать ей все, чего бы она ни пожелала.

– Как это произошло? – ошеломлённый шёпот Несс заставляет его внимание переключить на её невероятно бледное лицо.

На этот раз резкая усмешка вырывается из него быстрее, чем он может осознать насколько она неуместна, Алек выставляет перед собой руки.

– Давай, мы избежим подробностей. Тебе ведь не десять лет… – Алек замолкает, попытка отшутиться впервые задевает что-то живое. Он уставляется в одну точку, в итоге он всего лишь говорит. – Это просто произошло, вот и всё.

Несс ахает. Не такого ответа она ожидала. Она до последнего надеялась, что Алек перестанет разыгрывать эту злую шутку, признавшись, что они просто поссорились с Леной. Но он даже долго смотреть на неё не может. Её реакцию, в очередной раз напоминающую, что он сделал.

– И ты думаешь, что с Леной уже что-то случилось? – слегка придя в себя, спрашивает Несс.

Она глядит на Алека так пристально, с необъяснимым огнём надежды в глазах, что ему становится не по себе. Этого предположения он избегал до последнего, пока оно не осталось последним.

– Я не думаю, – вопреки всему отзывается он.

Хотя он только и делает, что прокручивает сегодняшнее утро, тщательно разбирая каждую секунду. Тогда ему было не до поведения Лены. Всё, что его волновало – её отношение к произошедшему. Как она говорила о том, что её ждёт. Говорила о смерти так легко, будто уже её приняла… или же уже умерла.

Возможно ли, что всё это были начальные признаки проклятия? Ему надо было лучше к ней приглядеться. Лучше следить за ней…

Какофония мыслей в очередной раз сводит с ума, но по-прежнему ни одной стоящей. В голове у него бездна, в которую они все проваливаются.

В пустоту. Они все летят в никчемную пустоту.

Алек понимает, что достиг какой-то критической точки отчаяния. Той точки, когда обездвиженность разрывает тело зверской энергией. Нужно что-то делать. Немедленно. Нужно просто что-то делать, а не сидеть, сложа руки.

Он резко встаёт, его взгляд – прозрачная вода, отражающая всю его потерянность. Но чёткая решительность превозмогает над этой прорвой бездейственности. И прежде чем Несс успевает уточнить, что Алек собрался делать, он начинает идти.

– Я возвращаюсь в дом.

Это единственное, что он может сделать прямо сейчас – просто надеется, что она вернется сама.

***

Время – один из самых мучительных видов пытки, когда ты чего-то отчаянно ждёшь; секунды – одна за одной – раскалённые прутья по нервам.

Поначалу Алек уговаривал себя оставаться спокойным, но ближе к полуночи ни одно из убеждений больше не работает. Он не останавливаясь меряет гостиную шагами. Тысяча шесть шагов. Тысяча семь секунд. Внутри него что-то скребёт и скребёт, скребёт и скребёт. Словно неутомимый, просящийся наружу зверь, жаждущий выбраться. И он должен его освободить, начать хоть что-нибудь делать.

Но что?

Тусклый огонь, исходящий от камина, единственное освещение в гостиной; мельтешащая тень Алека – единственное движение.

Тишина разъедает мозг, не только Алека, Дамьян выглядит так, будто в его голове уже завелись черви. Очевидное нетерпение искажает выражение его лица напряжённостью, он никак не может понять, отчего брат бездействует.

На тысячи шестнадцатом шаге голос Дама сбивает так старательно контролируемый счёт Алека.

– Мы так и собираемся просто сидеть и ждать? – в независимости от того, что сам Дамьян чересчур взвинчен, спрашивает он с осторожностью.

Алек на него даже не оборачивается, продолжая своё бесцельное занятие.

– Есть идеи? Готов выслушать, – без особой заинтересованности отзывается он.

Секунду-другую Дамьян растерян. Нет, у него совершенно отсутствуют идеи, поэтому он выдаёт первое же пришедшее на ум предположение.

– Может, Лена уехала в город, никто такое не обдумывал?

Со стороны Алека звучит резкая усмешка, он останавливается, и на его губы взбирается какая-то уж до безумия широкая улыбка. Он смотрит на младшего брата через плечо.

– Как у тебя со зрением, Дам? – внутри Алека начинает что-то закипать. – Машина стоит прямо перед крыльцом, по-твоему, Лена решила прогуляться до туда пешком?

Дамьян не способен разобрать интонацию его голоса, впадая в ещё большую растерянность. Неправдоподобно спокоен Алек или издевается? Однако, зная брата, ответ не заставляет себя ждать. Но он все равно не отступает.

– Возможно, она с кем-то…

– Не неси чепухи, Дам! – грубо обрывает его Алек.

Однако Дамьян ощущает, что больше не может притворяться, отрицая очевидное, и слова сами рвутся наружу – непринужденные, ненавязчивые.

– Тогда остаётся одно…

Внутри у Алека всё обдаёт огнём.

– Закрой рот!

Злость, наконец-то в нём закипает злость. Необходимая, всепоглощающая, вот, что рвалось из него наружу. А теперь её накопилось так много, что Алека она захлестывает с головой. Он полностью разворачивается к Дамьяну лицом, пронизывая его своим убийственно острым взглядом. Но тот не собирается отмалчиваться, какое-то неизвестное чувство подпитывает его уверенностью. Алек не имеет права выливать всё на него, отправляя уже не первый раз все его предположения к чертям.

– Я хотя бы пробую что-то предположить, когда ты не делаешь совершенно ничего! – Дамьян встаёт, желая находится с ним на одной высоте, спорить с Алеком, прибывая при этом физически ниже его, уже заведомо означает провал. – Поэтому не смей вымещать всё на мне, не я виноват в том, что ты…

Внезапно Дамьян осекается, осознавая, что едва ли не перешёл недопустимое. Однако Алека это странно веселит, ухмылка, похожая на довольный оскал, завладевает его губами. Он делает один медленный шаг.

– Что я? – голос Алека настолько умерен, что Дамьян приходит в кратковременный ступор. Ещё один шаг в сторону брата, и он повышает настойчивость своей интонации. – Ну, Дам, что я?

Теперь братьев разделяет полметра. Алек так и не спускает с губ ухмылку, явно граничащую с безумием.

– Давай, Дам, скажи это, – провоцирует брата Алек, надеясь выплеснуть все разрывающего его эмоции ярости. – Ты ведь этого хочешь. Или что, как всегда, смелости не хватает?