— Кое-что ты уже и сам знаешь, — сказал он. —Ты позволяешь людям помыкать собой.

— Это потому, что я пуганый, Белгарион. Мальчиком япозволял собой помыкать, чтоб меня не убили. Подозреваю, это вошло в привычку.

— Да, смерти все боятся.

— Ты-то ведь не боишься. Ты дрался с Тораком вХтол-Мишраке, да?

— Это была не совсем моя идея — и поверь, ты дажепредставить себе не можешь, с каким страхом я отправлялся на этот поединок.

— Ты? Со страхом!

— Да. Впрочем, ты уже начинаешь как-то с этимсправляться. У тебя здорово получилось с этим генералом — Крадаком, да? —там, в Дроиме. Только всегда помни, что ты король и именно ты отдаешь приказы.

— Попробую. А что еще я не так делаю?

Гарион подумал.

— Ты стараешься за все браться сам, — сказал оннаконец. — Это никому не под силу. Слишком много всяких дел сваливается наодного человека. Тебе нужен помощник — хороший честный помощник.

— А где я найду хорошего помощника в Хтол-Мургосе? Комуя могу доверять?

— Ты доверяешь Оскатату?

— Да, пожалуй.

— Вот с него и начни. Видишь ли, Ургит, у тебя вРэк-Урге приближенные принимали решения вместо тебя. Они стали сами это делать,потому что ты был слишком напутан или слишком занят другими делами, стараясьукрепить свою власть.

— Ты непоследователен, Белгарион. Сначала тыуговариваешь меня подыскать верного толкового помощника, а потом утверждаешь,что мне не следует позволять другим людям принимать решения за меня.

— Ты не понял. Люди, которые до сих пор принималирешения за тебя, — вовсе не те, кого ты облек доверием. Они сами себеприсвоили это право. Ты зачастую и не знаешь, кто они такие. Это никуда негодится. Ты должен выбирать людей очень осторожно. И прежде всего — заспособности, а уже потом исходя из их личной преданности тебе и твоей матери.

— Нет людей, преданных мне, Белгарион. Мои подданные ниво что меня не ставят.

— Тебя это, наверное, удивит. Ведь у тебя нет сомненийотносительно преданности Оскатата или его способностей, да? Так вот, можетбыть, с этого и следует начать. Позволь ему выбрать для тебя управляющих.Сначала они будут преданы Оскатату, но потом станут уважать и тебя.

— Я об этом даже и не думал. Ты считаешь, получится?

— Вреда, во всяком случае, не будет, попробуй. Если ужсовсем честно, друг мой, перед отъездом ты очень много всего натворил, всехраспугал, но это временно, а ведь нужно же когда-то заявить о себепо-настоящему.

— Я должен хорошенько обдумать все, что ты мне сказал,Белгарион. — Ургит вздрогнул и оглянулся. — До чего ж тутскверно, — сказал он. — Куда ушел Хелдар?

— Внутрь, в каюту. Думаю, он пытается улучшить своесамочувствие.

— Ты хочешь сказать, что есть средство вылечиться?

— Некоторые алорийцы советуют принять еще немного тогоже, от чего им стало плохо.

Ургит побледнел.

— Еще? — ужаснулся он. — Как они могут?

— Алорийцы — народ храбрый, это известно.

В глазах Ургита мелькнуло подозрение.

— А не будет ли мне от этого точно так же плохо завтраутром?

— Может, и будет. Наверное, поэтому у жителей Алориивсегда с утра такое отвратное настроение.

— Глупо, Белгарион.

— Знаю. На глупость у мургов нет полноймонополии. — Гарион увидел, что его собеседник дрожит. — Шел бы ты впомещение, Ургит, — посоветовал он. — Ко всем твоим проблемам тебееще только простуды не хватает.

Дождь прекратился лишь поздно вечером. Капитан-мургпосмотрел вверх, на небо, от которого все еще можно было ожидать чего угодно,потом на скалы и рифы, выступающие из бурлящей воды, и благоразумно приказалкоманде убрать паруса и бросить якорь. Дарник и Тоф с сожалением смотали свои снастии теперь стояли, с гордостью глядя на десяток блестящих серебристых рыбок,лежащих на палубе у их ног.

Гарион подошел и восхищенно оглядел их улов.

— Неплохо, друзья, совсем неплохо!

Дарник осторожно измерил руками самую большую рыбу.

— Около трех футов, — констатировал он, —были еще такие же большие, но они сорвались.

— Так, наверное, всегда бывает, — сказалГарион. — Да, еще знаешь что, Дарник, я бы почистил их, прежде чемпоказывать Полгаре. Ты же знаешь, как она к этому относится.

Дарник вздохнул.

— Может быть, ты прав, — согласился он.

Вечером, отведав за ужином добытой Дарником и Тофом рыбы,все сидели вокруг стола в кают-компании и разговаривали.

— Ты думаешь, Агахак уже поймал Харакана? —спросил у Белгарата Дарник.

— Сомневаюсь, — ответил старик. — Хараканхитрый. Если уж Белдин не смог его поймать, Агахаку вряд ли удастся.

— Госпожа Полгара, — вдруг возмутился Сади, —скажите ей, пусть перестанет.

— Что такое, Сади?

— Графиня Лизелль портит мне змейку!

Бархотка, тихо улыбаясь, исподтишка скармливала Зит икруодной из самых крупных рыб, пойманных Тофом и Дарником. Зеленая змейка,довольно урча, подняла голову в ожидании следующего лакомого кусочка.

Всю ночь дул ветер — сильный, порывистый, он принес с собойзапах ледяной пыли, и вчерашняя противная изморось сменилась мелким градом,который стучал по снастям и палубе, словно сверху кто-то пригоршнями швырялмеленькие камушки.

Гарион, как обычно, поднялся рано и босиком на цыпочкахвышел из маленькой каюты, отведенной им с женой. Сенедра еще сладко спала. Онтихонько прошел мимо дверей кают, где досматривали сны его друзья, и вошел вкают-компанию.

Некоторое время постоял у окошек, идущих вдоль кормы, глядяна бушующие волны и прислушиваясь к мерному потрескиванию снастей и тихомупению воды за кормой.

Гарион присел надеть ботинки, которые держал в руках. Дверьоткрылась, и вошел Дарник, на ходу вытряхивая градины, набившиеся в складкиплаща.

— Похоже, какое-то время мы пойдем черепашьимшагом, — сказал он Гариону. — Ветер все крепчает, и дует онпрямиком с юга. Мы идем прямо против ветра. Гребцы из сил выбиваются.