— Ты представляешь хотя бы примерно, на каком мы сейчасрасстоянии от оконечности полуострова? — спросил Гарион, вставая ипритопывая ногами в башмаках.

— Я немного потолковал с капитаном. Если верить ему,всего в каких-нибудь нескольких лигах. Правда, возле южного берега множествоостровков, и он предпочитает переждать шторм прежде, чем попасть в те места. Онне больно-то лихой моряк, да и посудина у него плохонькая — робость его вполнеестественна.

Гарион оперся локтями о подоконник и взглянул на штормовоеморе.

— Такой ветер может дуть неделю кряду, — заметилон, потом повернулся к другу. — А что, наш доблестный капитан вполнеоправился? Когда мы отплывали от берегов Рэк-Урги, у него было странноватоевыражение лица.

Дарник улыбнулся.

— Сдается мне, он разговаривает сам с собою непереставая. Пытается уговорить себя, что ровным счетом ничего не видел напричале и что вообще ничего не произошло. Бедняга до сих пор съеживается, когдаПолгара выходит на палубу.

— Это хорошо. Кстати, она уже проснулась?

Дарник кивнул.

— Прежде чем уйти, я напоил ее чаем.

— А как, ты полагаешь, она отнесется к моей просьбеслегка припугнуть капитана — ну, совсем чуть-чуть, а?

— Я бы не употреблял слова «припугнуть», Гарион, —серьезно посоветовал ему Дарник. — Попроси ее «поговорить» с ним,«убедить» его. Полгара ни за что не согласится кого-либо запугивать.

— Но тем не менее сделать это необходимо.

— Разумеется, но она-то так не считает!

— Давай-ка навестим ее.

Каюта Полгары и Дарника была так же мала, как и все прочиена борту этого незавидного судна. Три четверти пространства занимала широченнаякровать из крепких досок, растущая, казалось, прямо из стены. В самом центреэтого внушительного сооружения восседала Полгара в любимом своем синем платье,обеими руками обхватив чашку с чаем и глядя в окошко на разбушевавшееся море.

— Доброе утро, тетушка Пол, — поприветствовал ееГарион.

— Доброе утро, дорогой. Как мило, что ты зашел.

— Ты в порядке? Ну, я имею в виду… Я понимаю, какстрашно расстроило тебя все то, что приключилось там, в порту.

Полгара вздохнула.

— Думаю, самым худшим было то, что я ровным счетомничего не могла поделать. Пробудив демона, Хабат подписала себе смертныйприговор, но вот привести его в исполнение пришлось мне. — И без тогомрачное лицо ее выразило искреннее и глубочайшее сожаление. — Сделайодолжение, давай переменим тему.

— Хорошо. Не согласишься ли от моего имени кое с кемпоговорить?

— То есть?

— С нашим капитаном. Он намеревается встать на якорь идождаться, пока минует непогода, а мне не хотелось бы терять время.

— А почему ты хочешь, чтобы с ним поговорила я?

— Да потому, что люди куда внимательнее прислушиваютсяк твоим словам, нежели к моим. Так ты сделаешь это, тетушка Пол, ну, поговоришьс ним?

— Ты хочешь, чтобы я застращала его.

— Я этого не говорил, тетушка Пол.

— Но ведь именно это ты имел в виду, Гарион! Говоривсегда то, что думаешь.

— Но… ты сделаешь это для меня?

— Ну, хорошо, если тебе так хочется. Но, знаешь, услугаза услугу.

— Все, что захочешь, тетушка!

Она протянула ему чашку.

— Не мог бы ты приготовить для меня еще чаю?

После завтрака Полгара накинула свой синий плащ и вышла напалубу.

Капитан тотчас же переменил свои планы, стоило Полгарераскрыть рот. Затем он поспешно вскарабкался по главной мачте и остаток утрапровел в крошечной и шаткой корзине, похожей на грачиное гнездышко, глядя наштормовое море.

У самой южной оконечности полуострова рулевой резко взялвлево, и корабль лег на левый галс. Нетрудно было понять, почему капитан так нехотел попасть сюда в плохую погоду. Узкие проливы между островами изобиловалимощными течениями, верхушки волн вскипали белыми бурунами, а прибой разбивалсяоб острые, словно ножи, прибрежные скалы. Гребцы-мурги вовсю работали веслами,испуганно косясь на хищно ощеренные рифы. Когда судно прошло около лиги,капитан спустился с мачты и встал рядом с рулевым, пристально наблюдая, каксудно осторожно лавирует между островками.

Лишь около полудня они миновали последний из этих скалистыхостровков, и гребцы налегли на весла. Корабль устремился в кипящее белой пенойоткрытое море.

Белгарат и Гарион, запахнув плащи, стояли на палубе, глядяна гребцов.

Потом старик направился к дверям кают-компании.

— Ургит! — позвал он. — Выйди-ка сюда!

Король мургов неверной поступью, совсем не по-королевски,поднялся по ступенькам — глаза его переполнял страх.

— Разве твои люди не знают, как наладить такелаж так,чтобы идти в бакштаг?[5] — требовательно спросил Белгарат.

Ургит с недоумением поглядел на старика.

— Я даже в толк не возьму, о чем это ты толкуешь.

— Дарник! — закричал Белгарат.

Кузнец стоял рядом с Тофом на корме судна, пристальнонаблюдая за рыболовной снастью, — он был так поглощен своим занятием, чтодаже не ответил.

— Дарник?

— А?

— Нам надо наладить такелаж! Пойди-ка покажи капитану,как это делается.

— Минуточку.

— Сию же минуту, Дарник!

Кузнец со вздохом принялся, сворачивать снасти. Рыбадернулась без предупреждения, и ветер подхватил ликующий вопль Дарника. Кузнецрезко подсек, и сквозь толщу воды сверкнула серебряными боками огромная рыбина,злобно силясь высвободиться. Плечи Дарника напряглись — он осторожно перебираллеску, вываживая добычу.

Белгарат начал браниться.

— Я покажу капитану, как наладить такелаж,дедушка, — сказал Гарион.

— А ты в этом разбираешься?

— Я почти столько же времени провел на кораблях,сколько и наш друг Дарник, и хорошо знаю, как это делается.

Он направился на нос корабля, где стоял капитан, вглядываясьв волны.