— А вы рассказали все это Лэнгфррду?

— Пыталась, но он заявил, что разговоры его не интересуют, —со страдальческим выражением лица ответила Шерри.

— А что же его интересовало? — спросила мисс Чарити, склонивголову набок.

Этот вопрос заставил Шеридан взглянуть на нее. Она уже нераз замечала, что сестра герцога Стэнхоупа гораздо проницательнее, чемвыглядит. Вот и сейчас она пристально посмотрела на густо покрасневшую Шерри.

— Полагаю, доказательства моей невиновности, но скорее всегоя вообще его не интересовала, — уклончиво ответила Шерри. — Я попробовала вчерапоставить себя на его место и поняла, что он считает меня виновной, поскольку ятайком сбежала из дома. И оправдаться мне нечем.

Мисс Чарити собралась уходить, и Шеридан при мысли о том,что видит эту славную женщину в последний раз, не смогла сдержать слез и крепкообняла фарфоровую куклу.

— Будьте добры, передайте всем мой прощальный поклон искажите, что я благодарна им за искреннее желание мне помочь.

— Могу ли я еще что-нибудь для вас сделать? — спросила миссЧарити с таким выражением лица, что казалось, она вот-вот расплачется.

— Да, можете, — улыбнулась девушка. — Передайте, пожалуйста,его милости, что я хотела бы с ним на минутку увидеться, только наедине. Будуждать его в маленьком салоне возле приемного зала.

После ухода Чарити Шеридан несколько раз глубоко вздохнула,чтобы успокоиться, и, подойдя к окну, увидела, как старушка приблизилась кСтивену и заговорила с ним. После этого Стивен вскочил и так стремительнонаправился к дому, что у Шерри появилась надежда. Возможно, он извинится загрубость и попросит ее остаться.

Спускаясь по лестнице, она не могла отделаться от этихсладостных фантазий, и сердце ее учащенно забилось, когда, войдя в салон, оназакрыла за собой дверь, однако стоило Стивену появиться и бросить на неевзгляд, как надежда начала таять. На нем были рубашка и бриджи для верховойезды; он держал руки в карманах и выглядел не только равнодушным, но исовершенно чужим.

— Вы хотели меня видеть?

Он остановился посреди комнаты, и, сделав несколько шагов,Шерри оказалась от него на расстоянии вытянутой руки. Напустив на себябезразличный вид, что далось ей нелегко, Шеридан кивнула.

— Должна сообщить вам, — сказала она, — что я уезжаю. Мне нехотелось бы исчезнуть, как в прошлый раз.

Она помолчала, вглядываясь в его жесткое лицо с выражениемсарказма, в надежде найти в нем хоть малейший проблеск чувства: ведь она емуотдалась и теперь так внезапно уезжает. Но он лишь с недоумением вскинул брови.

— Я не принимаю вашего предложения, — продолжала она, не всилах поверить, что ее решение нисколько не интересует Стивена после того, какона провела с ним ночь, отдала ему свою невинность.

Он слегка пожал плечами:

— Вот и прекрасно.

Подобная наглость с его стороны заставила Шерри забыть оботчаянии и унижении. Охваченная дикой яростью, она пошла к выходу, но вдругвернулась.

— Что-нибудь еще? — нетерпеливо спросил он, все так жебесстрастно глядя на нее.

В восторге от пришедшей ей в голову мысли, девушкаприблизилась к нему с лучезарной, обезоруживающей улыбкой.

— Да, — весело ответила она. Одна бровь Стивена поползлавверх.

— Что именно?

— А вот это! — Шеридан влепила ему такую пощечину, что онпокачнулся, затем невольно попятилась, увидев в его глазах бешенство, и,задыхаясь от гнева, приняла боевую позу. — Вы — бессердечное, грязное чудовище.Не могу поверить, что позволила вам дотронуться до меня ночью. Я чувствую себяоскверненной… — На его скулах заиграли желваки, но Шеридан ничего не замечала,стремясь высказать все, что накопилось на сердце. — Я согрешила, позволив вамсделать свое грязное дело, однако этот грех я еще смогу замолить. Но никогдасебе не прощу, что как последняя дура верила вам и любила вас.

Дверь оглушительно хлопнула, а Стивен так и не двинулся сместа. Перед глазами все еще стояла Шерри, разгневанная, с метавшими молниисеребристыми глазами и лицом, выражавшим презрение, но еще более прекрасная,чем всегда.

«Никогда себе не прощу, что как последняя дура верила вам илюбила вас».

Эти слова, как и весь облик Шеридан, навсегда запечатлелисьв памяти Стивена. Боже! Сколько искренности было в ее голосе! Да такой актрисыбольше не найти! Эмили Лэтроп ей и в подметки не годится. Правда, у Эмили небыло такого непорочного облика и бурного темперамента, как у Шеридан.Достаточно искушенная, но сдержанная, она ни за что не устроила бы такой сцены.

И скорее всего не отвергла бы с таким презрением егопредложение…

По правде говоря, он не ожидал этого и от Шеридан. Неглупаяи честолюбивая, она блестяще разыграла потерю памяти и едва не превратилась изгувернантки в графиню. Его предложение прошлой ночью не дало бы ей никакогоположения в обществе, зато она получила бы возможность жить в роскоши, окоторой и не мечтала.

То ли она не так умна и честолюбива, как он предполагал.

То ли ее не привлекает роскошь.

То ли она вовсе не интриганка, а простодушная наивнаядевушка, какой была до прошлой ночи.

Подумав немного, Стивен отверг последнее предположение. Ктоне чувствует за собой вины, тот не убегает и не прячется — тем более Шеридан сее мужеством и решительностью.

Уитни изо всех сил старалась не омрачить торжество по случаюдня рождения Ноэля и сделать так, чтобы гости забыли о Шеридан Бромлей, нопочти все были разочарованы подобным поворотом событий, поскольку искреннежелали примирения Шеридан с ее бывшим женихом. А тут еще небо заволокло тучами,и пошел дождь. Он загнал всех в дом и окончательно испортил настроениеженщинам. Только Чарити Торнтон не унывала, сохраняя бодрость духа и не впример остальным не отправилась к себе, чтобы вздремнуть перед ужином. Говоряпо правде, ее вполне устраивало, что все разошлись.

Расположившись на кожаной софе в бильярдной, скрестив ноги исложив на коленях руки, старая леди принялась наблюдать за игрой герцогаКлеймора, Джейсона Филдинга и Стивена Уэстморленда.

— Игра на бильярде всегда была моей слабостью, — солгалаона, когда Клейтон ударил кием по шару и промазал. — Уверена, вы нарочнопромахнулись, чтобы оставить все шары Лэнгфорду, — весело заметила она.

— Любопытное предположение, — сухо откликнулся Клейтон, струдом сдерживая раздражение, уверенный в том, что промазал из-за ее дурацкихзамечаний. — Ну и что теперь?