– Есть и другие способы инициации.

– Ты не выстоишь в рукопашной с гоблином, Мередит.

– Кураг разрешил нам помогать принцессе в инициации еголюдей, – сказал Дойл. Он тронул меня за руку, и у любого другого я сочлабы этот жест нервным. Но это был Мрак королевы. Дойл не нервничает.

– Вряд ли кто-то согласится драться с тобой или сХолодом. Выбирать станут тех стражей Мередит, кого будут надеяться победить.Гоблины попытаются убить твоих людей. – Андаис повернулась ко мне: – Как тынадеешься этого избежать?

– Рыцарей стану выбирать я. У гоблинов права выборапоединщика не будет, – ответила я.

– И ты выберешь Мрака или Холода?

– Наверное.

– С ними большинство откажется драться. Так чтоповторяю вопрос: ты намерена переспать со всеми гоблинами, кто выстроится вочередь в надежде попробовать твое сияющее мясцо?

– Я сделаю, как пообещала.

Королева расхохоталась.

– Даже я не падала так низко, чтобы спать с гоблинами.Не думала, что у тебя хватит на это духу.

– Тебе понравился бы секс с гоблинами. Они любят игратьжестко.

Она посмотрела мне за спину. Я поняла, что она глядит наКитто, который старался одновременно и держаться ко мне поближе, и не бытьнезаметным, насколько это возможно.

– Для моего представления о жесткой игре он больно ужхрупок.

Китто передвинулся подальше мне за спину, отгородившись ещеДойлом и Галеном. Я чуть шагнула вперед – только чтобы привлечь ее внимание ксебе.

– Когда приходится заранее обговаривать, что любовникне должен откусывать у тебя кусочки мяса, – думаю, это достаточно жестко.

Она опять посмотрела мне за спину на краешек лица, которыйКитто оставил на виду. И вдруг прыгнула вперед и крикнула: "Бу-у!"Китто забился за меня, а потом попятился в толпу прочих стражей, только быоказаться подальше от королевы.

Андаис расхохоталась:

– Сама свирепость!

– Не стоит его недооценивать, – сказала я.

– Я позову слуа. А ты – гоблинов. – Она склонилаголову набок, как углядевшая червяка птица. – Слуа я призову с любогорасстояния, я их королева, но вот как ты будешь звать гоблинов?

– Сперва попробую зеркало.

– А если не выйдет?

– Воспользуюсь магией клинка и крови.

– Древний способ.

– Но действенный.

Она кивнула и на миг прикрыла глаза.

– Слуа придут на мой зов. Я дозволяю тебевоспользоваться моим зеркалом, чтобы привлечь внимание Курага.

– Ты, кажется, сомневаешься, что мне это удастся.

– Он не прост... для гоблина. Не факт, что он захочетвстревать в дрязги знати Неблагого Двора.

– Гоблины – пехота наших войск. Кураг может изображатьбезразличие к спорам сидхе между собой, но пока он принадлежит к НеблагомуДвору, никуда ему от наших дрязг не деться.

– Он так не думает, – заметила Андаис.

– Оставь Курага мне, – попросила я.

– Ты кажешься весьма уверенной. Помнишь, что спать тебес ним нельзя? У него жена есть.

– Иногда обещание ценится сильней, чем его исполнение.

– Ты не имеешь права предлагать ему то, что запрещаетсянашими законами.

– Курагу наши законы отлично известны, не сомневайся.Он забывает их, только когда ему это выгодно. Он знает, что я ему предлагаю несекс.

– А что же?

– Пусть поможет мне отмыться.

Королева нахмурилась:

– Не понимаю.

И она правда не понимала. Потому что если Кураг законы сидхезнал, то о нашей королеве и законах гоблинов нельзя было сказать того же. Это язнала, что гоблины превыше всего на свете ценят телесные соки. Плоть, кровь,секс – в совмещении этого для гоблинов скрывался идеал. Я намереваласьпредложить гоблинам два компонента из трех, а главное – ощущение, хоть и невкус, плоти сидхе. Я бы сказала, что предложу гоблинам все три компонента, но ябыла не так глупа. Гоблинское представление о плоти – это кусок мяса в желудкеили в банке на полочке.

Придворные сплетни уже меня похоронили. Кое у кого при дворебыл доступ к телевидению, а там весь вечер крутили сюжет о пресс-конференции.Стрельба, раненый полицейский и напоследок Гален со мной на руках, по лицу уменя бежит кровь. Людские СМИ сообщили только, что меня усадили в лимузин и чтосообщений обо мне из больниц не поступало. Нам некогда было с кем-тосвязываться, так что даже наш карманный пресс-агент Мэдлин Фелпс не знала, чтоей говорить. Стражи нас встретили прямо у двери и сразу отвели к королеве.Больше никто нас не видел. Никто даже не знал, что мы вообще прибыли.

Королева и ее стражи смыли кровь и переоделись к пиру. Онавойдет в зал как ни в чем не бывало в окружении своей свиты. Займет трон. Эймонсядет на трон консорта. Трон принца и его сторона возвышения останутся пустыми,как всегда с тех пор, как я уехала, а Кела бросили в темницу.

Дойл войдет в зал с королевой, но не останется при ней. Онвстанет на страже у двери и получит возможность обнюхать всех входящихпридворных. Он будет искать магию, отравившую вино. Займи он прежнее место затроном королевы, это вызвало бы вопросы, но вряд ли кого-то удивит его желаниевернуться на прежнюю службу – вернуться в волшебную страну из ссылки. И никтоне удивится, что Андаис в отместку наказывает его, удалив от своей царственнойособы.

Ни королева, ни ее свита отвечать на вопросы не будут.Собственно, предполагается, что она вообще не откроет рта. Будет игнорироватьвсе и всех, пока кто-то не наберется смелости подойти к трону и попроситьразрешения заговорить. Это будет знаком для меня, и я войду в дверь со своейсвитой, по-прежнему покрытая кровью с ног до головы. Не своей кровью – чтолучше всего прочего докажет, что я достойная наследница Андаис. Кто-то из моихмужчин отмоется, другие останутся как есть – зависит от того, захотят ли ониучаствовать в представлении.

Нас оставили ждать в передней у больших дверей в тронныйзал. Тишину нарушал только шелест, словно огромная змея ползала по потолку истенам, – но исходил он не от рептилии. Комнату заполонили вьющиеся розы.Они сохли столетиями, пока не превратились в голые утыканные шипами стебли, номоя магия и моя кровь пробудили их. Сейчас, несколько месяцев спустя, стен былоне различить за густой зеленью листвы и свежими побегами. Повсюду цвелиогромные алые цветы, их аромат перенасытил воздух, мы словно в море духовстояли. Розы двигались в полумраке комнаты, и слышен был звук трущихся друг одруга стеблей и листьев. Шевелящаяся масса мяла цветы, и на нас сыпался дождьалых лепестков. Я помнила, что шипы – те, что повыше, у потолка, –размером были с хороший кинжал. Эти розы никто не посчитал бы обыкновенными.Они служили последним барьером на пути врага. Правда, теперь, когда большинствопрежних врагов с радостью здесь привечали, розы стали скорее символом, чемнастоящей угрозой.