В зените своей популярности роман вышел в твердом переплетев издательстве “Грегт пресс” (1976 год). “Грегг пресс” – небольшая компания,которая переиздала в твердых переплетах 50 или 60 книг научной фантастики ифэнтези: романов, сборников, антологий, первоначально опубликованных в мягкихобложках. Редакторы серии (Дэвид Хартвелл и Л.У. Карри) отбирали книгитщательно и продуманно, и в библиотеке всякого настоящего любителя фантастики –и книг вообще – вы непременно увидите один или несколько заметных томиков взеленом переплете с красно-золотым тиснением на корешках.

О боже, опять я отвлекся. Впрочем, не важно; мне кажется, яуже говорил, что убежденность Финнея в том, что “Похитители тел” – простоинтересная история, одновременно и верно, и неверно. Мое собственное давнее иглубокое убеждение состоит в том, что сюжет – самое главное в литературе; сюжетопределяет и литературу, и все ее особенности: тема, настроение, символика,стиль, даже характеристики персонажей – все это подчинено сюжету. Есть критики,которые совершенно не согласны с такой точкой зрения, и я думаю, им было быгораздо комфортнее, если бы “Моби Дик” представлял собой докторскую диссертациюо китах, а не рассказ о том, что случилось во время последнего рейса “Пекода”.Именно к докторской диссертации сводят миллионы студентов эту книгу, но сюжетее все равно живет и будет жить – “Вот что случилось с Измаэлем”. Сюжет важен в“Макбете”, “Королеве фей”, “Гордости и предубеждении”, “Джуде Незаметном”,“Великом Гэтсби”.., и в “Похитителях тел” Джека Финнея. А сюжет, слава богу,спустя какое-то время становится загадочным и не поддающимся ни анализу, ниустранению. Ни в одной библиотеке вы не найдете магистерскую диссертацию,названную “Элементы сюжета “Моби Дика” Мелвилла”. А если найдете, пришлите еемне. Я ее съем. С соусом для бифштексов.

Ладно. И все же не думаю, чтобы Финней возражал против мыслио том, что достоинства сюжета определяются сознанием, через которое этот сюжетпропущен, и что сознание любого писателя есть продукт внешнего мира ивнутреннего темперамента. Именно фильтр сознания подготовил письменный стол длявсех будущих магистров в области английской литературы, и я никак не хочу,чтобы вы решили, будто я оспариваю законность получения ими степеней – Богсвидетель, в качестве преподавателя английской литературы я просеял такоеколичество дерьма, что им можно удобрить весь восточный Техас, – но огромноеколичество людей, сидящих за столом изучения английской литературы, режут многоневидимых бифштексов и котлет.., не говоря уже о новых платьях короля, которыепродаются на этом самом большом в мире академическом рынке.

Однако вернемся к роману Джека Финнея. Мы можем кое-чтосказать о нем просто потому, что это роман Джека Финнея. Во-первых, мы можемсказать, что роман основан на абсолютной реальности – прозаической реальности,почти банальности, во всяком случае сначала. Когда мы впервые встречаемглавного героя книги (тут, я думаю, Финней возразил бы против использованиянаучного термина протагонист, поэтому не станем им пользоваться), доктораМайлса Беннелла, он принимает последнего за день пациента – вывихнутый большойпалец. Входит Бекки Дрисколл – как вам это среднее американское имя? – и делаетпервый намек: ее двоюродная сестра Вильма почему-то считает, что ее дядя уже неее дядя. Но эта нотка звучит слабо и едва различима за простыми мелодиями жизнималенького городка, которые так хорошо исполняет Финней в начальных главахсвоей книги… Финней использует архетип маленького городка, может быть, удачнеевсех с начала пятидесятых.

Эта ключевая нота звучит в первых главах романа негромко иприятно, и в менее уверенных руках она стала бы просто безвкусной. Все оченьмило. Снова и снова возвращается Финней к этому слову: дела в Санта-Мире,говорит он, не великие, не дикие и не сумасшедшие, не ужасные и не скучные.Дела в Санта-Мире милые. Ни над кем не довлеет старинное китайское проклятие:“Чтоб тебе жить в эпоху перемен”.

"Впервые я по-настоящему увидел ее лицо. Это было то жесамое милое лицо…” Это девятая страница. Несколько страниц спустя: “Снаружиочень мило, температура шестьдесят пять градусов [231], и освещениехорошее.., все еще много солнца”.

Кузина Вильма тоже мила, хотя и простодушна. Майлс думает,что из нее вышла бы хорошая жена и мать, но она еще не замужем. “Так все здесьи идет”, – рассуждает Майлс, невинно не подозревая о банальности своихрассуждений. Он сообщает нам, что не поверил бы, будто у такой женщины могутбыть проблемы с душевным здоровьем, “но кто знает?”.

Все это действовать не должно и все же каким-то образомдействует; мы чувствуем, что Майлс переступил через условности рассказа отпервого лица и обращается непосредственно к нам, точно так же, как нам кажется,что Том Сойер из романа Твена разговаривает с нами.., и Санта-Мира, штатКалифорния, какой ее рисует нам Финней, точно такой городок, и мы ждем, чтовот-вот увидим Тома, красящего забор (однако Гека, спящего в свинарнике, небудет: в Санта-Мире такого не бывает).

"Похитители тел” – единственная книга Финнея, которуюможно отнести к жанру романа ужасов, но Санта-Мира – типичная “милая” декорацияФиннея – превосходное место для такого сюжета. Возможно, больше Финнею и ненужно было писать: вполне достаточно, чтобы создать форму, которую мы сегодняназываем “современный роман ужасов”. Если таковой существует, то нет сомнений,что Финней – один из главных его изобретателей. Выше я говорил о негромкоймелодии, и мне кажется, что именно таков метод “Похитителей тел”: однанегромкая нота, потом еще одна, потом целая трель. И наконец, рваная,диссонансная музыка ужаса полностью поглощает мелодию. Но Финней понимает, чтоужаса без красоты не бывает: нет диссонанса без ощущения мелодии, нет отвратительногобез милого.

В романе Финнея нет равнин Ленга, нет циклопическихподземных руин, нет чудовищ, бродящих по туннелям Нью-Йорка. Примерно в то жесамое время, когда Джек Финней создавал “Похитителей тел”, Ричард Матесон писалсвой классический рассказ “Рожденный от мужчины и женщины”, рассказ, которыйначинается так: “Сегодня мама назвала меня блевотиной, “ты блевотина” – сказалаона мне”. Вдвоем они вырвались из-под влияния фантазии Лавкрафта, котораявладела серьезными американскими писателями ужасов два десятилетия. РассказМатесона был напечатан задолго до того, как “Странные истории” прекратилисуществование; год спустя в издательстве “Делл” вышел роман Финнея. ХотяМатесон и раньше опубликовал в “Странных историях” два своих рассказа, ни он,ни Финней не были связаны с этим кумиром американских журналов ужаса; ониобозначили появление совершенно нового направления американской фантастики,точно так же, как появление Рэмси Кэмпбелла и Роберта Эйкмана в Англии можетсвидетельствовать об еще одном знаменательном повороте колеса [232].