Одним словом, Розмари родила Сатану из комиксов, МаленькогоЧертенка, с которым мы все знакомы с детства и который иногда приобретаетвнешность мультипликационного дьявола, спорящего с Маленьким Ангелом о судьбеглавного героя. Левин еще больше усиливает сатирическую линию, окружая этогоСатану ковеном, состоящим почти исключительно из стариков; они непрерывноспорят раздраженными голосами о том, как надо воспитывать ребенка. То, чтоЛора-Луиза и Минни Кастевет слишком стары, чтобы заботиться о ребенке,добавляет заключительный мрачный мазок, и Розмари впервые ощущает связь сосвоим ребенком, когда говорит Лоре-Луизе, что та слишком сильно раскачивает“Энди” и что колесики колыбели нужно смазать.

Заслуга Левина в том, что сатира не уменьшает ужаса всейистории, а, наоборот, усиливает его. “Ребенок Розмари” – блестящееподтверждение того, что ужас и юмор идут рука об руку и что отказаться отодного – значит отказаться и от другого. Именно этот факт блестяще использовалДжозеф Хеллер в “Уловке-22” (Catch-22) и Стенли Элкин в “Живом конце” (TheLiving End) (который можно было бы снабдить подзаголовком “Исследование жизнипосле смерти”).

Кроме сатирических нитей, Левин прошивает свой роман нитямииронии (“Это полезно для здоровья, дорогая”, – говаривала Старая Ведьма вКомиксах). В начале романа Кастеветы приглашают Ги и Розмари на обед; Розмарипринимает приглашение при условии, что они с мужем не создадут хозяевам слишкоммного хлопот.

– Дорогая, если бы вы нас потревожили, я бы вас не просила,– ответила миссис Кастевет. – Поверьте, я ужасно эгоистична.

Розмари улыбнулась:

– Терри мне говорила совсем другое.

– Что ж, – с довольной улыбкой отозвалась миссис Кастевет, –Терри сама не знала, что говорит.

Ирония в том, что все сказанное Минни Кастевет – буквальнаяправда: она на самом деле крайне эгоистична и Терри – которая была убита илипокончила с собой, узнав, что ее собираются использовать в качестве инкубаторадля ребенка Сатаны, – на самом деле не знала, что говорит. Но она узнала. О да.Хе-хе-хе.

Моя жена, воспитанная в католичестве, утверждает, что этакнига – религиозная комедия, с неожиданной развязкой. Она говорит, что “РебенокРозмари” подтверждает все сказанное католической церковью о смешанных браках –толку от них не бывает. Комедийный оттенок осознается сильнее, когда мывспоминаем о еврейском воспитании Левина на фоне христианских обычаев,использованных ковеном. В этом свете книга становится взглядом на борьбу добрасо злом типа не-обязательно-быть-евреем-чтобы-любить-Леви.

Прежде чем покончить с вопросом о религии и перейти кощущению паранойи, которое, кажется, лежит в основе всей книги, позвольтепредположить, что хотя Левин любит насмехаться, это не значит, что оннасмешничает всегда. “Ребенок Розмари” был написан и опубликован в то время,когда ураган “Бог-умер” бушевал в котле шестидесятых, и книга рассматриваетвопросы веры просто, но глубоко и интересно.

Можно сказать, что главная тема “Ребенка Розмари” –городская паранойя (в противоположность паранойе деревни и небольших поселков,которую мы увидим в “Похитителях тел” Джека Финнея), но можно сформулировать идругую, тоже очень важную, тему: ослабление религиозных убеждений открываетщель дьяволу и в макрокосме (вопросы мировой веры), и в микрокосме (цикл, вкотором Розмари переходит от веры Розмари Рейли к неверию Розмари Вудхауз иснова к вере, но уже в качестве матери своего адского ребенка). Я не утверждаю,что Левин верит в тезис пуритан – хотя, насколько мне известно, это возможно.Но я утверждаю, что этот тезис дает ему точку опоры, на которой построен сюжет,и что он честно относится к этой мысли и исследует все ее возможности. В томрелигиозном пути, который проходит Розмари, Левин дает нам трагикомическуюаллегорию веры вообще.

Розмари и Ги начинают совместную жизнь как типичныеновобрачные; несмотря на свои твердые католические убеждения, Розмарипредохраняется от беременности, и оба соглашаются на том, что будут иметьдетей, только когда они сами – а не Бог – решат, что готовы к этому. Послесамоубийства Терри (или это было убийство?) Розмари снится сон, в которомстарая учительница приходской школы сестра Агнес ругает ее за то, что онаразбила окно, и из-за этого школу сняли с соревнований. Но со сном смешиваютсяреальные голоса из соседней квартиры Кастеветов, и мы слышим, как устами сестрыАгнес говорит Минни Кастевет:

"Любая! Любая! – говорила сестра Агнес. – Она должнабыть только молодой, здоровой и не девственницей. Не обязательно было братьнаркоманку из сточной канавы. Разве я не говорила об этом с самого начала?Любая. Если только она молода, здорова и не девственница”.

***

Этот эпизод со сном убивает сразу нескольких зайцев. Онзабавляет нас – правда, веселье это довольно нервное и тревожное; он дает нампонять, что Кастеветы каким-то образом причастны к смерти Терри; он намекает,что Розмари вступает в опасные воды. Возможно, эти вещи интересны лишь другомуписателю – скорее разговор двух автомехаников, обсуждающих новыйчетырехцилиндровый карбюратор, чем классический анализ, – но Левин справляетсясо своей задачей так ненавязчиво, что мне не помешает взять указку и ткнуть ею:

"Вот! Вот здесь он начинает подбираться к вам: этоточка входа, а теперь он будет прокладывать путь к вашему сердцу”.

Однако самое важное в этом абзаце то, что из-за сплетениясна и яви реальность приобрела для Розмари религиозный оттенок. Минни Кастеветона отводит роль монашки.., и так оно и есть, хотя монашка эта служит большемузлу, чем сестра Агнес. Моя жена говорит еще, что один из основных догматовкатолицизма, на котором она взросла, таков: “Дайте нам ваших детей, и они будутнашими вечно”. Туфелька вполне подходит, и Розмари ее надевает. По ирониисудьбы поверхностное ослабление ее веры открывает дьяволу дверь в ее жизнь..,но именно непреложное основание этой веры позволяет ей принять “Энди” вместе сего рожками и всем прочим.

Так разделывается Левин с религиозными взглядами вмикрокосме – внешне Розмари типичная современная молодая женщина, которая моглабы сойти со страниц стихотворения Уоллеса Стивенса “Воскресное утро”: когда оначистит апельсины, звон церковных колоколов ничего для нее не значит. Но подэтой оболочкой по-прежнему живет приходская школьница Розмари Рейли.

С макрокосмом Левин управляется также – только шире.

За обедом, которым Кастеветы угощают Вудхаузов, разговорзаходит о предстоящем визите в Нью-Йорк Папы Римского. “Я пытался сделатьневероятное [226] правдоподобным, – замечает Левин, – вставляя реальныепроисшествия. У меня лежали пачки газет того времени, когда происходит действиеромана, и в них говорилось о забастовке транспортников и о выборах Линдсеямэром. Когда решив по очевидным причинам, что ребенок должен родиться 25 июня,я стал проверять, что случилось в ту ночь, когда Розмари зачала, знаете, что яобнаружил: визит Папы и мессу по телевизору. Говорите после этого опрозорливости! С этого момента я почувствовал, что книга непременно получится”.