— Я тебя понял, Зоя, — как бы невзначай вставляет Макс, и я разворачиваю к нему голову. Не выдерживаю взгляд и принимаюсь активно ковыряться вилкой в тарелке.

— И чтобы никаких секретов.

— Зоя.

Убью ее. Просто убью.

На пятый урок Яроцкий не приходит. И все-таки, у нас друг от друга слишком много секретов. У него. И у меня тоже.

Урок физкультуры проходит в зале. Совмещены два класса: наш и 11 "В". Девчонки возможности посплетничать не упускают, пока ждут учителя; так и чувствую их любопытные, и даже осуждающие взгляды на себе.

— Да что он в ней нашел? — вроде и шепчутся, но так чтобы я наверняка слышала.

— Она же страшненькая. Бледная какая… так и не скажешь, что за границей отдыхала.

— Да-а… и что только Яроцкий в ней увидел?

— А ты прикинь, как Вероника себя чувствует?

— Угу, не позавидуешь. Вовремя она за голову взялась.

— Не слушай их, — Зоя толкает меня в бок. Зоя уже в форме и в кроссовках, готова к занятию.

— Да я и не слушаю, — пожимаю плечами.

— На тебе лица нет.

— Трахнет ее и бросит, — громче говорить начинают.

— Да сто пудов.

— Не слушай, — Зоя вновь толкает меня в бок. — Когда папа в ночную уходит?

— В пятницу.

— Значит, в пятницу и сделаем это.

Выпрямляюсь, как струна, по коже ледяная дрожь проносится.

— Зоя…

— Времени нет. В пятницу. Все, Лиз. Сделаем по-быстрому и уберемся. Бабуля нас прикроет.

— Нет, не прикроет.

— Прикроет, — Зоя в меня глазами стреляет. — А когда уснет, мы и свалим тихонько.

— Ох, Зой… — тяжело вздыхаю.

— Она ж еще и целка, да? — вновь разговор невольно слышу и скукоживаюсь вся.

— Не надо, Зоя, — шиплю, притягивая ее к себе за рукав, потому что та уже в атаку бросаться собирается. — Они только этого и добиваются. Провоцируют.

Зоя шумно выдыхает и все же опускается на скамью рядом со мной.

— А с другой стороны Яроцкий тоже давно уже не айс. Я даже поздравила Светлакову, что она его бросить решила.

— О, как, — посмеивается Зоя. — Слыхала? Все, ты не разлучница, Лиз. Можешь расслабиться.

— Ага, особенно после того, что папа сказал, — продолжают свои сплетни.

— Точно. Нафиг этого Яроцкого. Тот еще псих.

— Весь в мамочку.

И дружное хихиканье эхом проносится по залу, когда я не сдерживаюсь и все же удостаиваю эту веселую компанию девчонок презрительного взгляда.

— Так, это правда? — говорит одна из них и на меня как бы случайно косится.

— Слышала, как они с мамой на кухне обсуждали то, как хорошо, что мы с сынком психопатки в одном классе не учимся, — блондинка перебрасывает длинные кудри за спину и стреляет в меня гадким взглядом. — Не повезло некоторым.

— О чем она? — непонимающе протягивает сбоку Зоя.

— Ага, — весело протягивает та же блондинка. Вспоминаю, что ее вроде бы Настя зовут, — прикинь, как я офигела?

— Еще бы… Мамаша психа из психушки сбежала. Спать страшно. Лучше бы она сдохла там.

Не помню, в какой момент поднялась на ноги. Не помню, как делала шаги. Помню лишь, как Зоя что-то вслед закричала, а я в этот момент уже схватила эту блондинистую гадину за грудки и вздернула на ноги.

В ушах звенит, голова идет кругом, но впервые в жизни меня одолевает такая слепая ярость, когда я собственными руками готова размазать эту дрянь по стенке. И плевать, даже если она лгала.

Блондинка смотрит на меня во все глаза и еще что-то пытается сказать, как вдруг раздается громкий хлопок и ее голова круто разворачивается вбок, а на щеке пылает красное пятно.

Я не трогала ее…

Это не я…

Я не трогала ее.

Кулаки разжимаются, и блондинка со звонким всхлипыванием падает на скамью, прижимая ладонь к щеке.

— Услышу еще хоть слово об этом и, клянусь, убью тебя на хрен, — свирепо шипит Вероника, хватая блондинку за волосы.

— Поняла… поняла… прости, — рыдает та, и за нашими спинами раздается свисток Дмитрия Александровича.

— Хочешь что-то добавить? — горящими злобой глазами, Светлакова смотрит на меня. — Давай, пока я держу ее.

— А ну-ка прекратить, — кричит учитель, шагая к нам. — Светлакова. Отпусти ее. Ты что творишь? Ты что… ты… ты… ты УДАРИЛА ЕЕ?

— А это не я, — легкомысленно улыбается Вероника, будто от грязи отряхивая ладони. — Да, Насть? — кивает блондинке. — Кто тебя ударил? Багрянова?

— Д-да… Да. Багрянова, — нерешительно кивает Настя, и все подружки хором это подтверждают.

— Багрянова, — закипая от возмущения, кричит Дмитрий Александрович. — Живо. К ДИРЕКТОРУ.

Антон Павлович уже минут десять выхаживает по своему кабинету, отстукивая каблуками по старому паркету и молчит. Сложил руки за спиной, лоб нахмурил, ходит и молчит. Раздумывает, скорее всего, над тем, какой подход ко мне подобрать, как не сорваться и не накричать, как не выплеснуть на меня возмущение от сложившейся ситуации и не переборщить. Ведь это я якобы сделала. Я, а не тот, кого без лишних опасений можно отчитать по полной программе.

Сижу в мягком стуле напротив директорского стола и ничего не чувствую. Ни обиды, ни злости на Светлакову, которая подставила меня, ни на блондинку Настю и ее подружек, которым смелости не хватило озвучить правду.

Вообще ничего не чувствую, кроме… кроме тревоги за Макса. Такой острой, что приходится заставлять себя сидеть на месте и ждать пока разбирательство с директором закончится, чтобы потом умчаться из школы, найти его и… И… как я спрошу у него об этом?

"Где твоя мама, Макс? Правда, что она в психиатрической клинике лежит"?

Нет. Так нельзя. Я все еще не считаю, что имею достаточное право задавать ему подобные вопросы. Поцелуй — это не билет в каждую дверку его души. Наш поцелуй — только начало долгого пути. Самое начало.

— Итак. Лиза, — наконец выбрав способ действий, Антошка опускается за свой стол, складывает на нем руки и смотрит одним из тех взглядов, каким обычно в душу психологи залезть пытаются. — Прежде чем я позвоню твоим родителям, давай обсудим это еще раз. Спокойно, без эмоций. Хорошо?

Киваю.

— Вероника? — Антон Павлович смотрит на Светалкову, занимающую один из стульев стоящих в ряд у стены, и та также кивает без особого энтузиазма.

— Лиза, — и вновь в меня взглядом вперился. — Это правда, что ты… ты ударила Настю Абрамову по лицу?