Насир сглотнул. Отвёл глаза. Его тело гудело под ней, горло пульсировало. Зафира представила себе, каково будет прижаться губами к этому биению на его шее. Сердце билось в бешеном ритме, словно она спасалась бегством. Словно одна часть души хотела оказаться как можно дальше, а другая жаждала, чтобы он был ближе, ближе.

«Небеса».

С измученным видом Насир стиснул челюсти, пробормотал что-то вроде «Это проклятое пятно», после чего склонил голову к её правой ключице – той, что была отмечена родинкой. Висок коснулся изгиба плеча; дыхание отпечаталось на её шее.

Зафира почувствовала прикосновение губ к своей коже.

Его прерывистое дыхание. Её прерывистое дыхание.

Это из-за неё непоколебимый принц едва мог дышать. Это из-за неё его серые глаза сияли чернотой. В груди искрами рассыпались угольки, когда Насир приподнял склонённую голову, а Зафира наклонилась чуть ближе, скользнув ладонями под его расстёгнутые одежды, и…

Кто-то кашлянул.

Насир с рычанием отстранился, убрав руки с её бёдер. Кожу Зафиры опалило разочарованием. «Дин, Дин, Дин», – пульсировало в голове напоминание, но остальное тело сжигал разгоревшийся в животе костёр.

Остальные вернулись.

– Спасибо, дорогая Охотница, что позаботилась о моём принце, – прохрипел Альтаир.

Прислонившись к каменному выступу, генерал вытер пот со лба, который рассекала кровавая рана. Когда он перебросил Зафире её лук и колчан, стало заметно, что он прихрамывает. Его удлинённые уши бросались в глаза, точно яркий цветок на снегу, и Зафира поразилась, насколько мало о нём знала.

Она отодвинулась от Насира и принялась убирать бальзамы и банки обратно в сумку, пытаясь унять дрожь в руках. Когда она наконец поднялась на ноги, шея по-прежнему пылала. Насир тоже встал и завязал пояс.

– Возможно, о нём чересчур хорошо позаботились? – спросила Кифа, осторожно державшая свою правую руку. Левой она, как всегда неистовая, сжимала копьё.

Беньямин утратил только свой безукоризненный вид: тюрбан и одежда смялись, лицо испачкалось в копоти – что, по мнению Зафиры, для себялюбивого сафи было сродни потере глаза.

– Полагаю, мы прибыли в самый неподходящий момент, – задумчиво проговорил Беньямин, и от звука его голоса что-то в ней не выдержало.

Протолкнувшись мимо Насира, Зафира схватила сафи за тауб и вдавила его в камень так резко, что у неё самой лязгнули зубы. Его замешательство заставило её ощутить угрызения совести, но, взглянув на его татуировку, Зафира подавила их. Татуировка Беньямина выглядела почти так же, как та, что была у Льва, отличаясь лишь словом.

– Доверие, доверие, доверие! – прорычала Зафира. – Так много болтовни о доверии и ни слова о том, что даамов Ночной Лев жив! Что он – из всех возможных существ – входил в круг твоих друзей!

– Это говоришь ты, Охотница? Или тьма? – пробормотал сафи, изучая Зафиру своими кошачьими глазами.

– Я убежала от тьмы. Разве ты не видел?

– Никто не может убежать от zill и zalaam, – тихо возразил Беньямин. – Тем более тот, кого он любит.

– Однако она права, сафи, – на удивление спокойно прервала его Кифа. – У тебя было немало возможностей, чтобы нам рассказать. Почему ты молчал?

Альтаир схватил Зафиру за плечи и оттащил её назад.

– Уверен, что у него была веская причина.

– Такая же веская, как и у тебя, генерал? У тебя тоже был повод скрывать, что ты сафи? – прорычала Зафира, повернувшись к Альтаиру.

– Моя родословная не имеет значения для наших поисков. – В голосе Альтаира послышалась резкость. Насир внимательно наблюдал за ним. – Она никогда не имела значения.

Кифа вернула их внимание к Беньямину.

– Что скажешь?

Альтаир раздражённо теребил кровоточащую губу и выглядел на удивление сердитым.

Беньямин, поправив тюрбан, судорожно выдохнул и стиснул челюсти. Зафира заметила, как пошатнулась его гордость, прежде чем он взял себя в руки.

– В тёмном восстании Льва виновата не только жестокость моего народа, но и моя собственная доброта. В те времена его избегали, высмеивали, обращались с ним как с грязью. Я сжалился и принял его в свой круг. В то время не было халифов, но моя семья была знатной уже тогда. Я ввёл Льва в круг моих друзей, научил его сафаитскому языку, предоставил ему доступ к текстам, которыми обладали лишь немногие. Доступ к знаниям. Больше всего на свете он любил знания. Однако доброта моя оказалась запоздалой, потому что ничего уже нельзя было исправить. Получив от меня то, что ему требовалось, Лев ушёл, убив двух моих ближайших друзей.

В тёмно-карих глазах сафи вихрилось чувство вины. Вот почему Беньямин прибыл на остров. Он тоже хотел исправить ошибку. Вот только Зафира не могла заставить себя сочувствовать – пусть и понимала теперь, отчего он не готов был им довериться. Именно нерешительность Беньямина завела их сюда, в этот момент времени, когда всё, казалось, разваливалось на части.

– Если бы вы знали, что ваш враг – это Ночной Лев, вы бы набрались храбрости, чтобы продолжать поиски?

Отвращение во взгляде Кифы точно отражало чувства Зафиры. Пелузианка воткнула копьё в песок.

– Неужели ты настолько в нас не верил, Беньямин? Знаешь, ты ничем его не лучше.

Сафи отвернулся.

Альтаир со вздохом убрал скимитар.

– Нам стоит поберечь силы, а не сражаться друг с другом. Нужно отдохнуть и определиться с дальнейшими действиями. Мы знаем, что Лев не убьёт Охотницу, но и осторожничать на пути к цели он больше не станет.

После того как Кифа пробормотала слова согласия, Насир повёл их к скоплению деревьев, туда, куда вела река. Альтаир протолкнулся мимо брата. Ни один из сарасинцев не показывал виду, что признаёт недавно открывшееся родство. И Зафира не могла их винить – она тоже не хотела признавать, что кровь её бурлила от прикосновений хашашина.

«Он – принц, – напомнила себе Зафира. – А ты – всего лишь крестьянка с луком и стрелами».

Деревья отбрасывали жуткие тени, и в каждом луче золотого заката Зафире мерещились янтарные глаза. Она осознала, что чувство направления до сих пор не вернулось к ней. Логово Льва потрясло её не меньше, чем губы Насира на ключице, и стрелка в компасе её сердца кружилась, не унимаясь.

Беньямин оказался прав. Храбрость Зафиры угасла вместе с тусклым солнечным светом. Если даже Серебряная Ведьма не смогла освободиться ото Льва, разве был у «банды» шанс остановить его?

Насир был не в настроении отдыхать, как, впрочем, и остальные. Как принц мог думать об отдыхе, когда он по-прежнему чувствовал тяжесть тела Зафиры и вибрацию ее кожи? Лёгкое как перо прикосновение её волос. Казалось, все эмоции, которые он подавлял годами, решили, что настала пора взорваться.