о том, что ночь уже совсем близко. Сергей выпустил изо рта табачный дым и вернул взгляд на экран планшета, куда приходил видеосигнал с камеры, установленной в металлической коробке входной двери подъезда…

Рим. Посольство РФ. Резидентура

Волна накатывала на песчаный берег, подмывая остывшие следы. Безмятежная морская даль, с лёгкостью нажимая на клавиши рояля играла мелодичную песню ветра, бродившего по водной глади. Лучи солнца подмигивали, играя на зеркальной неровной поверхности и стремительно пролетали года. Детские следы сменялись на взрослые, а в памяти звучали бессмертные строки Гёте об исканиях доктора Фауста, напоминавшие о смысле жизни и вечности, которая всегда холодит затылок. Вера и надежда обретают особый смысл, а любовь, как сказочные саламандры воскрешают истину бытия. Любовь — бессмертна! Смертен — только человек!

Романов медленно открыл глаза, понимая, что сон исчез среди темноты углов кабинета. Андрей слегка зевнул и, взяв в руки смартфон, проверил электронную почту и мессенджеры. Отсутствие сообщений, особенно тревожных, это огромное счастье, но такое короткое, что не успеваешь им насладится.

Стук по стеклянному полотну двери окончательно вернул Романова в рабочее состояние и на пороге кабинета появился Грибов.

— Добрый вечер, командир! — улыбнувшись с усталым выражением лица, произнёс Алексей.

— Что по Майлзу? — сосредоточенно спросил Андрей.

— А ничего! Сидит в посольстве или лазает по местным калоотстойникам, оставшихся в наследие от древнеримских времён, а вместо фонарика использует палочку с губкой, смоченную в бензине, а не в ведре с уксусом, — присев на стул, стоявший рядом с рабочим столом, ответил Алекс.

— Смешно!

— Да, нет! Скорее грустно!

— Грусть и сарказм всегда рядом, Лёша! — слегка улыбнувшись, добавил Романов.

— Увы, профессор! У посольства остались две машины. Главное теперь, чтобы наша «молодёжь» не обделалась!

— Это вопрос философский! Сам знаешь, пока пару раз штаны не простирнёшь «в поле» опыта и капельки мудрости не получишь! — достав из ящика стола два стакана и поставив их на стол, произнёс Андрей, принявшись разливать виски.

— Пару раз — это маловато! Я раз пять, шесть стирался! — взяв в правую руку стакан, добавил Грибов.

— Ну, так физиология у каждого индивидуума индивидуальная! — брякнув стеклом стаканов друг о друга, сказал Романов и сделал пару небольших глотков виски.

— Знатное дерьмо! — выпив содержимое стакана и сплюнув в сторону, дал оценку напитку после дегустации Алексей.

— Видимо, последний гость этого кабинета решил сэкономить! — предположил Андрей и снова налил по двойной порции в стаканы. — Лёша, дело есть для тебя! Поручение важное и очень ответственное. Проверь, интернет-кафе по этому адресу, — протянув Алексу свёрнутый пополам листочек, вырванный из блокнота, произнёс Романов. — У них есть видеонаблюдение уверен, попробуй добыть фото или видео. Дата и время на листке указаны.

— Сделаю, Андрей! Похоже, что ты приехал в Рим не только из-за Петровича.

— Оставим пока разговор на эту тему! Сейчас нужно сосредоточится на Майлзе, — выпив виски в стакане, дополнил Романов.

— Как скажешь, командир! — осушив стакан, произнёс Грибов и поставил его на стол. — Мне ещё отчёт составлять по нашей утренней операции, а то Геннадий Викторович вкатит мне клизматрон без вазелина пятивёдерный.

— Удачи! А мне пора в отель, — встав с офисного кресла из-за рабочего стола, сказал Андрей.

— До завтра, Андрей! — добавил Алексей и покинул кабинет.

Романов резко выдохнул и, взяв с диванчика пиджак, нажал пальцами левой руки на клавишу выключателя. Свет в кабинете погас, и он вышел в опустевший коридор, где горело дежурное освещение…

Москва

Решетов на скорости обогнул детскую площадку во дворе и выехал из-под арки, стараясь не потерять «Кадиллак» военного атташе из виду. Устанавливать «маячок» на машину Торховски было крайне опасно и недальновидно, а это не входило в планы Сергея и, разумеется, Михаила Ивановича.

Он добавил газа и вылетел на улицу, выполнив опасный вираж, при этом чуть не «поцеловавшись с грузовиком доставки. Для Решетова было далеко не в первой попадать в аварии с отчаянной целью остановить оппонентов.

Сергей обогнал впереди едущие легковушки и, продолжая цеплять одним глазом кузов «Кадиллака» военного атташе, продолжал преследование. Решетов не знал, почуял что-то Торховски или нет, но подобные профессионалы всегда стараются перед важной встречей отсечь возможное наружное наблюдение, даже если его нет!

Сергей знал, что впереди перекрёсток, на котором его могут оставить, что называется «с носом», а куда-нибудь съехать до него не представляется возможным. Рисковать Решетову было привычно, возможно, это единственное, что ещё напоминало ему о его принадлежности к живым людям, и он съехал на прилегающую улицу.

«Всё или ничего!» — был хорошим девизом в жизни Сергея, но порой заводил его в самую глубокую пропасть, выкарабкиваться из которой, было для него отдельным «хобби».

Решетов выжал педаль газа на своём стареньком внедорожнике и пролетел по пустой улочке, а потом ушёл на поворот, чтобы вовремя успеть к перекрёстку. Сердце в груди отбивала барабанную дробь, а костяшки пальцев были уже готовы ударить по пластику торпедо, сбив тем самым горьковатый привкус досады.

Сергей притормозил на перекрёстке и увидел вылетевший слева на красный свет «Кадиллак» военного атташе. Он довольно улыбнулся и обогнул зазевавшегося впереди водителя седана. Решетов добавил газа, чтобы удержать необходимую дистанцию и почувствовал сильнейшую боль в спине, прострелившую в крестец. Его зубы сжались от того, что захотелось громко закричать, но сила духа и воли подавили приступ невропатии, но не ослабили болевой синдром.

«Кадиллак» припарковался у тротуара и габаритные огни погасли. Торховски вылез из машины и, поставив её на сигнализацию, направился к ресторану средиземноморской кухни с затемнёнными витринными стёклами, что исключало продолжение наблюдения из машины или с улицы.

Сергей припарковал свой внедорожник около тротуара и заглушил двигатель. Идти в ресторан было необходимо, но нужно было срочно сменить образ. Решетов сбросил с себя кожаную куртку на переднее сиденье, а за ней и мокрую от пота футболку. Он взял с заднего сиденья чёрную сорочку и принялся быстро её надевать. Кожаную куртку сменил синий пиджак в золотисто-чёрную клетку и, рассовав по карманам необходимые вещи, Решетов вылез из машины. Он одёрнул пиджак и, поправив воротничок сорочки, поставил автомобиль на сигнализацию и лёгкой, но стремительной походкой направился к входу в ресторан.

Острая боль в спине притупилась, но не исчезла, продолжая напоминать ему о том, что его возможности намного ниже, чем до полученной им травмы.

Сергей бросил взгляд на тёмное поздне-вечернее небо, где тусклая луна светила ярче дневного солнца. Этот свет вызывал у Решетова лишь ноющую боль, но не в спине, а в сердце. Он зашёл в