— А если бы я проходила у вас стажировку?

— Простите?

— В «Роти-Роти». На барбекю все только и говорили, что о блюдах и десертах, которые я приготовила. Я умею готовить. Вы это знаете. Вы не хотите, чтобы ваш бизнес процветал? Я думала, это ваше наследие.

Йохан кривится:

— Зачем моему наследию вы?

— У «Карибской королевы» пятидесятилетняя история. Мы ходим к вам, потому что мы тоже колдуны и знаем вас. Однако все, у кого в жилах течет островная кровь или кто просто интересуется вест-индской кухней, ходят к ним.

— Значит, вы готовы поступить ко мне в стажерки на три года?

— На год.

Йохан цыкает зубом:

— Что вы успеете за год? Три.

— Два. Это максимум.

— По рукам.

Я моргаю.

— В чем дело? Вы удивлены, что этот прием сработал? Сейчас вернусь к трем годам.

— Нет! Два, не больше.

Для Йохана это идеальный сценарий. Он получает меня в свое распоряжение на два года, а поскольку я всего лишь стажерка, платить мне зарплату будет государство.

Мое будущее мне не принадлежит — еще больше прежнего, поскольку ближайшие два года оно будет принадлежать Йохану.

Я стискиваю зубы.

Для меня это единственная возможность приблизиться к выполнению задания. Школ для убийц в природе не существует, а нечистый обряд — это не просто убийство. Дэвисы практикуют нечистую магию не потому, что им нравится убивать людей. Это их не оправдывает, однако наши цели совпадают.

Все в семье хотят, чтобы я выполнила задание и спасла Иден, пусть даже оно им и не по душе. Но ни у кого нет ни малейших представлений, как мне это сделать. Пожалуй, только бабушка что-то знает, но, судя по разговору, который я подслушала, она совершенно уверена, что я не способна никого убить, какими бы ни были ставки. Время на исходе. Если два года жизни на кухне «Роти-Роти» приблизят меня к выполнению задания, дело того стоит.

Йохан смотрит на меня в упор:

— Ваша бабушка с детства внушала вам, как важно сторониться подобных обрядов. Она считает, что идея чистоты ставит ее выше нас. Тем не менее вы здесь. — Слово «чистота» он произносит как проклятие. — Предки любят парадоксы, согласитесь.

Похоже, мне можно не отвечать, поэтому я молчу.

Йохан подается вперед. Он так близко, что я ощущаю запах пепла, который повсюду сопровождает нечистых колдунов, — с нотой карри.

— Будете только смотреть. Добыть тело в нашем городе не так-то просто, и, если что-то пойдет не так, запасных для нашего удобства никто не заготовил. А наш обряд необходим для защиты Карибаны.

Я впиваюсь ногтями в ладони — так сильно стиснуты у меня кулаки.

— Я буду только смотреть. Я все равно не знаю, что делать, а круг я не нарушу, не беспокойтесь.

Йохан откидывается на спинку дивана.

— И то верно. Но все равно стоило лишний раз напомнить. Смотрите у меня, ведите себя как следует.

В голосе Йохана звучит какое-то невысказанное предупреждение.

Я не понимаю, что его так беспокоит. Я буду смотреть, а не участвовать. Единственный риск — если я нарушу круг. Когда проводишь обряд и выходишь из круга, все идет насмарку: и обряд, и магическая отдача, которую он приносит. Потоки волшебства не любят оставаться без хозяина и могут обратиться против самого колдуна.

Я это знаю, потому что в последний раз, когда обряд не удался, Йохан потерял свою младшую дочку Сапфиру. Помню, как слезы катились по его гладким щекам, когда ее прах развеивали по ветру в день похорон.

В тот год на Карибане завязалась драка, вызвали полицию. Три человека погибли. Двое попали под машину, когда полиция согнала их с тротуаров, а третий умер от полученных в драке ранений. Вообще-то полицейские могли бы разогнать толпу и включить мигалки, чтобы довезти его до больницы, но этого не произошло. Так что он просто истек кровью на улице.

* * *

Остаток дня я сижу в комнате напротив мастерской и жду, когда начнется обряд. Какие ножи они возьмут — острые, чтобы легче было резать, или, наоборот, тупые, так что придется налегать со всей силы, чтобы пронзить кожу жертвы?

И кто тот человек, которого они убьют? Будут ли родные горевать по нему? Я дрожащим пальцем листаю ленту, представляя себе, как мои родственники истекают кровью во имя магии.

Перед глазами вспыхивает сообщение от Люка:

Джурас пришел в себя. С речью пока не очень, но Джастин подключил к делу лучших врачей. Он поправится.

Я прижимаю подбородок к груди, обхватываю коленки.

От меня никакого толку, один вред.

Отстукиваю ответ:

Рада слышать. Ты как?

Ничего. Думаю про всякое.

Про всякое?

Может, я неправ? Может, я отпугивал от себя таких, как ты, — тех, кто ничего от меня не хочет? Может, теперь у меня повысится рейтинг?

Не попробуешь — не узнаешь!

Телефон выскальзывает из пальцев. Не могу я больше ничего писать.

Люк ошибается. Кое-чего я от него хочу.

Я хочу отдать его жизнь за жизнь моей сестры. Сколько бы я ни мечтала о том, чтобы он жил дальше.

На этом диване чем дольше сидишь, тем уютнее становится. Я уже тону в коричневой замше, когда приходит Рубина и плюхается рядом со мной. После нашего разговора с Йоханом прошло несколько часов.

— Мне уйти? — спрашиваю я.

— Не-а, сиди-сиди. — В ее глазах-геномодах вспыхивают рубиновые искры, под стать имени. — Папа говорит, ты придешь сегодня на обряд. Я думала, Томасы занимаются только чистой магией.

Я еще глубже тону в подушках.

— Они — да. Только я, наверное, нет. С некоторых пор. И я только посмотреть. — Я показываю на трекер у нее на запястье. — Как там твоя Ньюген-пара?

Да, я знаю, крайне неуклюжая попытка сменить тему.

Рубина прикусывает губу:

— Сначала все было нормально. Моим партнером оказался стажер из «Ньюгена».

— Что?!

Рубина делает такое лицо, будто считает меня самым черствым куском пересушенного шоколадного бисквита, с которым только сталкивала ее жизнь.

— Стажер. Наверное, там хотели, чтобы стажеры участвовали в проекте.

Чтобы дочери двух самых высокопоставленных семей чернокожих колдунов оказались идеальными парами для двух стажеров «Ньюгена» по чистой случайности? Да не может такого быть.

Интересно, Люк об этом знает? Нет. Джастин часто скрывает что-то от него. Вот и это скрыл.

Но зачем ему втягивать сюда Дэвисов? Джастину требовались способности тети Элейн менять гены, но такого дара нет больше ни у кого из нас, и могут смениться поколения, прежде чем он