class="p1">Священников тоже просили ставить подписи под документом, и некоторые соглашались на это. Другие, однако, уклонялись от подписания или даже от участия в кампании в целом, ссылаясь на то, что не знают, позволяет ли их сан подписывать политические петиции. В конце концов архиепископ Грош, ставший после ареста Миндсенти исполняющим обязанности примаса Венгрии, внес ясность в этот вопрос. Он публично заявил о том, что католическая церковь всегда защищала дело мира, но при этом заметил, что только Ватикан может решать, имеет ли священнослужитель право содействовать международной организации или подписывать какие-либо договоры и соглашения. Следовательно, лично он, как и все остальные венгерские священники, не сможет подписать ни эту, ни какую-либо другую петицию[819].

Это заявление предоставило в распоряжение коммунистов оружие, которого им так не хватало. Партийные журналисты незамедлительно зачислили церковь в ряды поджигателей войны. Дьёрдь Лукач, временами сотрудничавший с коммунистами, а иногда избегавший этого, раскритиковал «лицемерное» решение архиепископа. Коммунистическое руководство было довольно: оно решило, что борьба за мир «позволяет противопоставить рядовое духовенство клир церковным иерархам»[820]. Давление на церковные низы необходимо усилить, а тем, кто решит, вопреки мнению примаса, принять участие в «борьбе за мир», следует предложить какое-то поощрение.

Потенциальных коллаборационистов подыскали довольно быстро, и Йожеф Реваи начал подготовку мероприятия, на котором предполагалось учредить организацию «священников-миротворцев». Все детали этой встречи «продумывались» заранее, включая итоговую декларацию, которую потом подписали 279 священнослужителей и монахов — около 2 процентов всего духовенства страны. Даже настроение участников программировалось наперед. На одном из заседаний ЦК Янош Кадар, после 1956 года ставший венгерским диктатором, заявил, что «атмосфера форума не должна быть ни избыточно праздничной, ни слишком сдержанной»: «Нам необходимо поддерживать высокий боевой дух. Участникам следует подчеркивать ошибки Миндсенти, критиковать отношение епископата к власти, а священникам надлежит рассказывать о тех угрозах, которые они получают из-за своих демократических убеждений и планируемого участия в конференции… Речи должны содержать критику епископов, а выступающие должны требовать от епископата пересмотра отношения к демократии и борьбе за мир. Но им не следует быть излишне радикальными, чтобы не подорвать атмосферу единодушия на встрече»[821].

Примерно такая же тщательная подготовка сопровождала организацию форума польских «прогрессивных священников», как именовала их коммунистическая партия. (Эту группу клириков не без иронии называли также «попами-патриотами».) В Польше их приписали не к движению за мир во всем мире, а к официальному объединению ветеранов войны — Союзу борцов за свободу и демократию (Związek Bojowników o Wolność i Demokrację). Оно было создано коммунистической партией из-за того, что настоящие ветеранские группы, неформально и эмоционально связанные с Армией Крайовой, казались режиму слишком опасными.

Священники, которые не медлили с вступлением в организацию, сразу же получали доступ к привилегиям, включавшим специальное медицинское обслуживание, путевки в санатории, стройматериалы для строительства и ремонта церквей. После роспуска в январе 1950 года организации «Caritas» льготы были еще более расширены. Клирики, готовые сотрудничать с государством, получали деньги, офисы и ресурсы Caritas. Примерно в это же время польские спецслужбы начали поощрять появление «официально одобренных» католических организаций и публикаций. К тому моменту уже существовали католическая газета Dziś i Jutro, а также католическая псевдопартия Pax, подробнее о которой будет сказано ниже. На волне таких перемен «прогрессивные священники» наращивали свои ряды; в 1952 году они провели общенациональную конференцию с участием 350 клириков[822].

Но церковь тоже не сдавалась. В Венгрии совет епископов лишил «священников-миротворцев» сана. В Кракове кардинал Сапега настоял на встрече с местными «прогрессивными клириками» и приказал им покинуть движение. В обеих странах духовные лица, поддерживавшие режим, подвергались также нападкам со стороны возмущенной публики. В одной венгерской деревне верующие «прекратили ходить на исповеди и причащаться у „священника-миротворца“», а его проповеди прерывали криками[823].

Из-за такой враждебности движение так и не смогло стать подлинно массовой организацией, занимающейся распространением коммунистической литературы и поддержкой режима. Его ряды росли, но не так быстро, как рассчитывали коммунисты: на пике своей популярности оно насчитывало в Польше 1000 «прогрессивных священнослужителей» и столько же сочувствующих мирян. Что касается венгерской группы, то она никогда не обнародовала официальные данные о своей численности: ее руководство как-то заявило о наличии 3000 членов, хотя радиостанция «Свободная Европа», спонсируемая американцами и находящаяся в Мюнхене, говорила всего о 150 настоящих активистах. Обе группы выпускали свои газеты и проводили периодические собрания членов.

Мотивы тех, кто предпочел остаться в стороне от всей этой деятельности, вполне очевидны: этому противилось их церковное начальство, а также противоречила религиозная система ценностей. Сложнее понять тех, кто включался в работу «официальных» церковных структур. Историк Йожеф Дюла Орбан полагает, что примерно десятая часть сотрудничала с коммунистами из желания поддержать новый режим. Одни сами раньше были марксистами или левыми социалистами, возлагавшими надежды на экономическую программу партии. Другие надеялись, что, работая с коммунистами, смогут улучшить жизнь своих прихожан. Историк польской церкви отец Тадеуш Исакович-Залевский видит причину также в том, что некоторые из «прогрессивных священников», а особенно те, кто прошел немецкие концлагеря, были психологически раздавлены переживаниями военных лет и легко становились объектами манипуляции со стороны коммунистов[824].

Других явно шантажировали или принуждали силой. Руководителя венгерской группы, епископа Миклоша Берестоци, в 1948 году арестовали и жестоко пытали. Другой священнослужитель вступил в группу после того, как ему предъявили обвинение в поджоге (в его приходе сгорел стог сена) и пригрозили тюрьмой. Польский «чекист» — перебежчик Святло говорит, что спецслужбы были разочарованы деятельностью движения: «„Патриотические священники“ — порождение секретных служб; чаще всего это люди, физически и морально сломленные советскими или нацистскими лагерями»[825]. А некоторые из участников официальных собраний вообще были полицейскими агентами, переодетыми в сутаны. Так, делегаты первой встречи «клириков-миротворцев» в Венгрии рассказывали о таинственных «францисканцах», которых никто не встречал ни до, ни после мероприятия.

Были и такие, кто, присоединяясь к коммунистическому начинанию, рассчитывал на продвижение по службе или привилегии. Спецслужбы в свою очередь активно искали людей, недовольных своим положением или конфликтующих с начальством. Отец Генрик Веринский, польский священнослужитель, некогда горячо поддерживавший довоенный режим, принадлежал именно к этой категории. До войны он работал в католическом информационном агентстве и отличался большими политическими и литературными амбициями. Клирик даже пытался избираться в парламент, но не преуспел в этом. После войны он сменил убеждения — и с этого момента его карьера резко пошла в гору.

Для начала Веринский согласился стать внештатным сотрудником секретной службы. «Чекисты» выплачивали ему ежемесячное вознаграждение в размере 5 тысяч злотых и обеспечивали публикацию его апологетических статей в