Я знал, что до многого они дойдут сами. Очень скоро онидолжны были освоить ткачество и научиться делать более совершенную одежду. Всеэто было прекрасно. Я показал им красители, подобные красной охре, которую ониуже употребляли. Я извлекал из земли вещества, способные служить им краскамиразличных цветов. Каждую возникшую у меня мысль, каждую новую идею, пришедшуюмне в голову, я передавал им, при этом значительно обогащая их язык и,разумеется, обучая письменности. Затем я научил их музыке совершенно новоготипа. Я научил их песням. И женщины приходили ко мне снова и снова, и Лилиипришлось уступить, чтобы семя ангела могло проникнуть во многих и многихженщин, «миловидных дщерей человеческих»...

Он снова замолчал. Казалось, эти воспоминания разбивают емусердце. В задумчивых его глазах отражалось бледно-голубое небо.

Я заговорил очень тихо, осторожно, готовый по первому знакус его стороны остановиться. Я цитировал на память из Книги Еноха:

– «...И Азазел... показал им металлы, и научил ихобрабатывать их, и делать браслеты и узоры, и научил пользоваться сурьмой, иподкрашивать веки, и показал все виды драгоценных камней, и научил, каксмешивать краски».

Он обернулся, чтобы взглянуть на меня. Казалось, он почтилишился дара речи. Голос его прозвучал тихо, почти так же, как мой, когда онпроизнес следующие строчки из Книги Еноха:

– «...И среди людей распространились нечестивость и блуд, илюди сбились с пути истинного...»

Немного помолчав, он продолжил:

– «...И, погибая, люди возопили, и их вопль вознесся кнебесам». – Он снова остановился, медленно и горько улыбаясь. – А чтодо остального, Лестат, находящегося между строками, которые цитировал ты, итеми, что цитировал я... Это все ложь! Я учил их цивилизации. Я учил их знаниямо небесах и ангелах! Это все, чему я их учил. Тогда на земле не было крови, небыло беззакония, не было чудовищных великанов. Это все ложь и ложь, осколки иобрывки, хоронящиеся во лжи!

Я бесстрашно кивнул, вполне уверенный в этом и прекрасно всепонимая – понимая с точки зрения иудеев, которые позже так твердо верили всвятость и закон, встречаясь в жизни с нечестивостью и злом... и снова иснова рассказывали об этих хранителях, этих учителях, этих ангелах – тех, чтополюбили дщерей человеческих.

– В том не было магии, – спокойно произнесМемнох. – Не было никакого колдовства. Я не учил их ковать мечи! Я необучал их войне! Если другой народ земли обладал знанием, мне известным, ярассказывал им. Что, например, в долине другой реки люди знали, как коситьпшеницу серпами! И что на небесах жили офанимы – ангелы круглые, как колесо, ичто если эту форму воспроизвести в материи, если к куску дерева прикрепить двакруглых куска, то получится предмет, который может катиться!

Он вздохнул.

– Я потерял сон, я сходил с ума. Я изливал на людей знания,и они, измотанные, сгибались под их бременем, а я уходил в пещеры и вырезал настенах свои знаки. Я изображал картины небес, земли и ангелов. Я изобразилБожественный свет. Я работал неустанно, пока каждый мускул моего смертного телане начинал болеть.

Не в силах больше выносить общество этих людей, пресыщенныйкрасивыми женщинами, я взял с собой для успокоения Лилию и удалился в лес. Японимал, что должен поговорить с Богом в тишине.

Войдя под лесные своды, я рухнул наземь и лежал неподвижно,умиротворенный молчаливым присутствием Лилии и размышляя обо всем происшедшем.Я обдумывал доводы, которые намеревался изложить перед Господом, и то, какподкрепить эти доводы тем, что я узнал. Ничего из виденного мной у людей немогло заставить меня думать иначе. То, что я оскорбил Господа, потеряв Его темсамым навеки, и впереди меня ждет преисподняя вместо вечности, было реально имне ведомо – и все эти мысли стучались в мои душу и сердце! Но я не могизменить свое мнение!

Доводы, которые я намеревался представить перед Всемогущим,состояли в том, что эти люди стоят над природой и вне природы и требуют от Неговсе больших и больших знаний, и все, что я увидел, лишь укрепило меня в моеммнении. И то, как они проявляли интерес к небесным тайнам. И то, как онистрадали и пытались найти оправдание этих страданий! Если бы только дать имзнать о Создателе и причинах, по которым Он их создал... Все это быломучительно сознавать. И в самом сердце этой муки пылала тайна вожделения.

Во время оргазма, когда мое семя проникало в женщину, яиспытывал экстаз, напоминающий райское блаженство; я испытывал его тольков отношении лежащего рядом со мной тела, и на какую-то долю секунды я понимал –да, понимал, – что мужчины не часть природы – они лучше, они соприродныБогу и нам!

Когда люди пришли ко мне со своими смутными сомнениями – нецарят ли повсюду невидимые монстры? – я ответил им отрицательно, иботолько Бог и Суд Небесный предопределяют все в этом мире, также и судьбу их душв преисподней.

Когда они спросили, не будут ли непослушные мужчины иженщины – те, что не подчинялись их законам, – навеки брошены после смертив огонь – очень распространенное среди них поверье, – я пришел в ужас исказал им, что Господь никогда не допустит такого. Обрекать только чторожденную душу на вечное наказание в огне? Это отвратительно, сказал я им. Иснова я им напомнил, что они должны благоговеть перед душами умерших, чтобыоблегчить и собственную боль, и страдание этих почивших душ, и что, когдапридет смерть, не надо бояться, а следует с легкостью сойти во мрак, невыпуская из поля зрения сияющий свет жизни на земле.

Я говорил все эти слова, потому что просто не знал, чтосказать.

А богохульство... Я действительно в нем повинен. И какова жебудет теперь моя участь? Я, почитаемый учитель, состарюсь и умру, но, преждечем это произойдет – или прежде чем мор или дикий зверь еще раньше оборвут моюжизнь, – я буду запечатлевать на камне и в глине все, что возможно. Апотом я сойду в преисподнюю и стану созывать к себе души и говорить: «Взывайте,взывайте к небесам!» Я научу их обращать взоры вверх. Я скажу им, что там сияетсвет!

Он перевел дух, словно каждое слово обжигало его болью.

Я стал опять тихо цитировать Книгу Еноха:

– «А теперь созерцайте, как стенают души умерших,готовящиеся войти в небесные врата».