И именно в те времена человечество стало разделяться насемьи, кланы и племена, объединенные внутри себя сокровенными знаниями оличности друг друга, а не общностью вида, и они вместе переживали страдания исчастье, связанные узами любви. Господи, род человеческий – вне природы. Еслибы Ты снизошел и...»

«Мемнох, берегись!» – прошептал Бог.

«Прости, Отче, – ответил я, кивая и сжимая за спинойруки, чтобы не начать ими яростно жестикулировать. – Я хотел сказать вотчто: спустившись вниз и заглянув в семьи, здесь и там по всему миру, Тобойсозданному, я воспринял семью как новый неподражаемый цветок, соцветие чувств иинтеллекта, из-за своей хрупкости оторвавшееся от природных стеблей, от которыхпиталось, и теперь оказавшееся во власти стихии. Любовь, Господи, – янаблюдал ее, я чувствовал любовь мужчин и женщин друг к другу и к их детям, ижелание жертвовать друг ради друга, и скорбь по умершим, и желание отыскатьдуши этих умерших в грядущей жизни, и думать о грядущем, где они смогут вновьсоединиться с этими душами.

Именно благодаря этой любви и семейным узам, благодаря этомуредкому и неподражаемому соцветию – такому созидательному, Господь мой, что оноказалось подобием Твоих созданий, – души этих существ оставались живыми ипосле смерти! Что другое в природе могло бы совершить это, Господи? Все, чтобыло взято, отдается земле. Твоя мудрость проявляется повсюду; и всех тех,кто страдает и умирает под сводом Твоих небес, милосердно погружают в жестокоеневедение относительно порядка вещей, который в конечном итоге подразумевает ихсобственную смерть.

Но не мужчин и не женщин! В сердце своем, любя друг друга –супруг супругу, одна семья другую семью, – они вообразили себе Небеса,Господь мой. Они вообразили то время, когда воссоединятся души и восстановитсячеловеческий род, и все запоют в блаженстве! Они придумали себе вечность,потому что этого требует их любовь, Господи. Они зачали эти идеи, как зачинаютдетей из плоти! Я, ангел-хранитель, и я это видел».

И снова настала тишина. Небеса безмолвствовали, и звукиисходили лишь от лежащей внизу земли: шепот ветра, слабое колыхание морей инеясные, отдаленные стенания душ – на земле и в преисподней.

«Господи, – молвил я, – они стремятся к небесам.Они воображают себе вечность или бессмертие – не знаю, что именно. Они страдаютот несправедливости, разлук, болезней и смерти, на что никакие другие животныене способны. И души их велики. В преисподней они становятся выше любви к себе изабот о себе во имя любви. Любовь бесконечно обращается между землей ипреисподней. Господи, они создали нижний круг незримого судилища! Они пытаютсяумилостивить Твой гнев, ибо знают, что Ты здесь! И, Господи, они хотят знать оТебе все. И о себе тоже. Они знают и хотят приумножать знание!»

То были главные мои доводы, и я это понимал. Но опятьГосподь не прервал меня и не ответил мне.

«Я воспринял людей, – продолжал я, – по меньшеймере как Твое величайшее свершение, еще бы – создать существо, наделенноесамосознанием, имеющее представление о времени, с достаточно развитыминтеллектом, способным к столь быстрому усвоению знаний, что даже не всякийангел-хранитель способен на это.

Предложение, с которым я пришел к тебе, Господи, таково:нельзя ли подарить этим душам, пребывающим ли во плоти, обитающим ли впреисподней, часть нашего света? Нельзя ли подарить им свет, подобно тому какживотным дают воду, когда те хотят пить? И не могут ли эти души, удостоенныеоднажды божественного доверия, рассчитывать на то, что займут какое-то, пустьмалое, место на этом Суде Небесном, которому нет конца?»

Наступившая тишина казалась дремотной и вечной, словно доначала времен.

«Нельзя ли попытаться сделать это, о Господи? Ибо, если непытаться, не будет ли участь тех невидимых выживших душ состоять в том, что онистанут грубеть и все больше увязать во плоти и это приведет не к познаниюистинной природы вещей, а к появлению извращенных идей, основанных наотрывочных фактах и инстинктивном страхе?»

На этот раз я не стал выдерживать вежливую паузу и сразупродолжил:

«Господи, когда я вошел в плоть, когда я был с женщиной, тоэто произошло потому, что она была прекрасна – да! – и напоминала нас, имогла даровать тот вид плотского наслаждения, который нам неведом. Само собойразумеется, Господи, это наслаждение неизмеримо мало в сравнении с Твоимвеличием, но говорю Тебе, Господи, в тот миг, когда я возлег с нею, а она – сомною и мы вместе познали это наслаждение, рев того невеликого пламени все женапоминал звуки песен обитателей горних высот!

На один миг сердца наши остановились, Господи. Мы позналивечность через плоть – мужчина во мне знал, что женщина это тоже понимает. Мыпознали нечто возвышающееся надо всеми земными чаяниями, нечто истиннобожественное».

Я умолк. Что еще мог я сказать? Не расцвечивать же своидоводы примерами для Того, Кто знал все на свете. Со сложенными на груди рукамия почтительно посмотрел вниз, размышляя и прислушиваясь к душам в преисподней;на одно мгновение их слабые отдаленные крики отвлекли меня, оторвали отбожественного присутствия, дали понять, что эти души зовут меня, напоминают омоем обещании, надеются на мое возвращение.

«Господи милосердный, прости меня, – вымолвил я. –Твои чудеса околдовали меня. Прости, если я нарушил Твои намерения».

И снова воцарилась грозовая тишина, абсолютно пустая. Тобыла пустота, о которой живущие на земле не могут и помыслить. Я стоял насвоем, потому что ничего нельзя было поделать с тем, что свершилось, и ячувствовал в душе, что каждое произнесенное мною слово правдиво и не зараженострахом. Я очень ясно осознал: что бы Господь ни сделал – вышвырнул бы меня снебес или подверг любому другому наказанию, – я и вправду того заслуживаю.Я был созданным Им ангелом и подчиняться мог лишь Ему одному. И Он вправе меняуничтожить, если пожелает. И снова в памяти моей возникли вопли из преисподней,и я, подобно смертному, стал спрашивать себя, отошлет ли Он меня туда вскореили сделает нечто менее устрашающее, ибо в природе существуют бесчисленныепримеры мучительной гибели и катастроф, а как ангела Бог мог заставить меняиспытать любое страдание – я это знал.

«Я верю тебе, Господи, – вдруг сказал я, почти незадумываясь. – Иначе я упал бы ниц, как другие ангелы. Я не имею в виду,что они не верят, я только собираюсь сказать, что полагаю, Ты хочешь, чтобы японял Твое великодушие, что Твоя суть – это великодушие и Ты не потерпишь,чтобы людские души стенали во мраке и забытье. Ты не потерпишь, чтобычеловечество пребывало без всякого намека на божественное».

Наконец Он заговорил, очень тихо и как бы нехотя:

«Мемнох, ты дал им больше чем намек».