Сережа сделал свой двадцать пятый ход, конечно же, объявивОборину шах ферзем, после чего получил мат в четыре хода.

Спал Оборин крепко, но не благодаря душевному спокойствию, аскорее от слабости, и проспал до самого завтрака, который принес все тот жеСережа. По его лицу похоже было, что он до сих пор не оправился от удивления,как это ему удалось сдать такую партию, да еще так молниеносно.

– Кто тебя сегодня меняет? – как бы между прочимспросил Юрий, когда юноша поставил на стол поднос с едой и приборами.

– Ольга Борисовна. А что?

– Просто интересно. Никак я ваш график не уловлю. Вчерабыла Юля, сегодня Ольга, а завтра будет эта… Ну, как ее… Ну дети-то у нее всевремя болеют.

– Марина, – подсказал Сережа. – А они у нееопять болеют. Они же погодки, в один садик ходят, так что если в садикезаводится инфекция, то оба сразу цепляют.

– А что же муж? Почему бы ему с детьми не посидеть?Боится феминизироваться?

– Не знаю, – улыбнулся Сережа. – Он вообщенемного странный, весь в себе. С ним, наверное, просто опасно малышейоставлять. Знаете, есть такие люди, которые не понимают разницу между малышом ивзрослым. Вот Петя как раз такой.

– Ты с ним знаком?

– Конечно, он же здесь работает, в лаборатории.

Дождавшись, когда Сережа наконец уйдет, Оборин медленновстал, прислушиваясь к себе. Голова слегка кружилась, но не сильнее, чем вчераи позавчера. Ноги были ватными, и при каждом шаге его бросало в жар, словно онне собственное тело перемещал в пространстве, а нес пятидесятикилограммовуютяжесть, да еще в гору. Собрав все силы, Юрий заставил себя встать подконтрастный душ, начал с горячей воды, которую поворотом ручки делал то чутьпрохладнее, то чуть теплее, и минут через пятнадцать, когда холодная вода ужебыла ледяной, а горячая – кипятком, почувствовал себя гораздо лучше.

Аппетита не было, но он заставил себя съесть все подчистую,выпил две чашки крепкого горячего и очень сладкого чаю, микстуру вылил враковину и улегся «болеть». О диссертации он и думать забыл. Самое главноесейчас – набраться сил и придумать, что делать дальше.

Сразу после десяти часов прибежала Ольга. Она нагнулась,чтобы поцеловать Оборина, и он почувствовал, какая прохладная у нее кожа, каквкусно она пахнет осенью и свободой. Впервые за все время пребывания в отделениион остро ощутил собственную несвободу.

– Юрочка, у меня хорошие новости! – защебеталаона. – Муж вчера вечером срочно уехал в командировку на два месяца.Представляешь, сколько свободного времени у меня будет для встреч с тобой! Поночам будет работать Сережа, а я только днем, раз в три дня. Все остальноевремя – наше! Юрка, ты представляешь, какая удача! Собирай свои вещи, скажиАлександру Иннокентьевичу, что идешь домой, и начнем новую жизнь.

– Интересно, – нахмурился Оборин, – а как жея объясню Александру Иннокентьевичу свое желание уйти?

– Господи, да ничего ты не должен ему объяснять! Тынаходишься здесь до тех пор, пока нуждаешься в помощи, чтобы закончитьтворческую работу, понятно? Работу закончил – все, свободен, как птица вполете. Хочешь – оставайся, хочешь – уходи, на все твоя воля.

– И он меня так спокойно отпустит? – отчего-тозасомневался он.

– А чего ему тебя держать? Зачем ты ему нужен? Конечно,отпустит. Когда я уйду, вызови его и скажи. Вот и все.

– Отлично, – улыбнулся Оборин. – И тыобещаешь, что будешь все свободное время проводить со мной?

– Обещаю. – Она снова поцеловала его, засунув рукупод одеяло и погладив мускулистые крепкие бедра. – Кстати, почему тылежишь? Ленишься? Или плохо себя чувствуешь?

– Ленюсь, – ответил он, стараясь говорить какможно убедительнее.

Он побоялся признаться, что плохо себя чувствует. А вдругОльга под этим предлогом захочет дать ему какую-нибудь отраву или, еще хуже,сделать укол? По крайней мере никто не контролирует, как он пьет микстуру. А сдругими лекарствами этот номер может не пройти.

– А как твоя диссертация?

– Прекрасно. Осталось совсем немного – и вторая главаготова.

– Ну что ж, – Ольга ласково провела ладонью по еголицу, – тем лучше. Дописывай скорее, и займемся друг другом. Идет?

Она снова склонилась над ним и поцеловала, на этот раз долгои умело, так что у Оборина дух захватило. Когда она ушла, он долго смотрел наобшитую деревом дверь, что-то прикидывая в уме, потом решительно нажал кнопкувызова врача. Доктор Бороданков появился минуты через три.

– Слушаю вас, Юрий Анатольевич, – встревоженносказал он. – Что-то случилось?

– Ничего, Александр Иннокентьевич, все в полномпорядке. Хотел поблагодарить вас за великолепный уход и режим и предупредить,что завтра я хочу вас покинуть.

– Вот как? – удивился врач. – А почему? У васже, насколько я помню, оплачено двухнедельное пребывание. Прошло только десятьдней.

– Я закончил свою работу, так что теперь могу с чистойсовестью возвращаться домой.

– Но мы не сможем вернуть вам деньги за четыредня, – смутился Бороданков. – Наши финансисты на это не пойдут…

– И не нужно, – махнул рукой Оборин. – Небудем мелочными. Все в порядке, Александр Иннокентьевич. Мне осталось чуть-чутьподправить текст, как говорится, концы зачистить, так что сегодня я еще сбольшим удовольствием поработаю здесь, а завтра после завтрака хотел бы уйтидомой. Это возможно?

– Ну разумеется. Вы можете уйти в любой момент, хотьночью. Вы же знаете мой принцип: самый лучший режим – тот, который человекустановил себе сам. Организм сам знает, когда и что ему делать, когда есть,когда спать, когда работать, когда гулять. Ни в коем случае нельзя егонасиловать, навязывая ему кем-то придуманный режим. Что ж, Юрий Анатольевич, яискренне рад, что пребывание у нас дало тот самый результат, на который вы ирассчитывали. Глава написана, работа завершена, примите мои поздравления. Когданадумаете нас покинуть, вызовите дежурную медсестру, она проводит вас довыхода.

– Да я и сам не заблужусь, – засмеялсяОборин. – Я же помню, как вы меня сюда привели.

– Тогда вы должны помнить, что у нас все двери назамках, – весело заметил Бороданков. – Чтобы любопытные журналисты несовали сюда свои длинные носы.

* * *

Выйдя из палаты Оборина, Александр Иннокентьевич поспешил ксебе в кабинет. По пути он заглянул в комнату медсестер. Ольга сидела,склонившись над журналом, и старательно что-то записывала.

– Олюшка, зайди-ка ко мне, – позвал он.

Когда они вошли в его кабинет, Бороданков быстро запер дверьна задвижку, схватил жену на руки и закружил по комнате.

– Мы на правильном пути! Оленька, мы на правильномпути! Оборин собрался уходить. Он успел закончить работу до того, как началисьнеобратимые изменения. Он первый, кто закончил работу и завтра уйдет отсюда.