Он был взрослый здоровый мужик и не считал себя вправе о чём-либо просить, кроме ночёвки на кухне до тех пор, пока не найдёт работу с общежитием – ему казалось, что это произойдёт быстро.

Лиза громыхала у плиты большой кастрюлей с макаронами.

– Будешь ужинать?

Он скосил взгляд на прибежавших на кухню ребятишек.

– Спасибо, я поел в городе.

Сестра с молчаливой благодарностью медленно прикрыла усталые веки – оба они знали, что это ложь.

…Итак, присевший на лавочку на остановке под лениво кружащимися снежинками Матвеев не ел вторые сутки. Он прикрыл глаза, и со стороны могло показаться, что он спит, но он не спал, а думал над своим тяжёлым положением, стиснув на коленях узловатые пальцы, думал и не мог найти подходящего решения.

– Слышь, браток? – Александр не сразу понял, что это окликнули его, но обернулся и увидел незнакомого парня в чёрной куртке. Впрочем, ему показалось, что этого человека он уже видел сегодня, возле одной из строительных контор, куда безуспешно пытался устроиться.

– Да? – поднял усталый взгляд Матвеев.

– Ищешь, где бы заработать? – спросил парень.

– Ищу, – кивнул Александр.

– Пойдём, – ответил незнакомец, – есть интересный вариант.

Он не спросил, какая у Матвеева специальность, что он умеет делать – он вообще ничего не спросил. Но Матвеев, полагавший, что хуже уж точно не будет, поднялся с лавочки и пошёл за ним.

Они миновали изуродованный постамент, на котором ещё пару месяцев назад стоял памятник Ленину, а сегодня остались только похабные надписи, и приближались к станции метро «Майдан Незалежности».

Несмотря на то, что на майдане вот уже вторую неделю длилось перемирие, по мере приближения нарастал отвратительный, не выветривающийся ни днём, ни ночью запах жжёной резины.

Этот тошнотворный запах был знаком Матвееву – он стоял даже внизу на центральных станциях метро, врываясь в лёгкие пассажиров проезжающих поездов, а через центр ему в поисках работы проезжать приходилось. Но от майдана он старался держаться подальше.

– Сам-то откуда? – нарушил молчание спутник.

– Из Донецка, – ответил Матвеев.

Ему показалось, что презрительная гримаса слегка скривила губы собеседника. Впрочем, он никак не прокомментировал эту информацию и через несколько секунд спросил снова:

– В Киеве из родных кто есть?

– Сестра, – кивнул Александр.

Сопровождающий не ответил.

Они миновали вход в метро и прошли в проём между двумя баррикадами, сложенными из белых мешков со снегом. У одной из них сидел дежурный в зимнем камуфляже с поднятым серым воротником, которому кивнул Сашкин сопровождающий, и тот механически ответил на приветствие.

Только когда они оказались на территории, контролируемой мятежниками, первые подозрения шевельнулись в мозгу Матвеева. Шевельнулись и погасли, и он, не замедляя шаг, продолжал идти за своим новым знакомым.

Народу на Майдане было немного по сравнению с тем, что показывали по телевизору в Лизиной квартире, и каждый был занят своим делом.

Они поднялись по ступеням на крыльцо захваченного Украинского дома, и спутник Александра быстро показал какой-то невзрачный документ мордовороту в камуфляже со значком-трезубцем, стоявшему на входе.

– Этот – со мной, – последовал короткий кивок головы в сторону замёрзшего Александра.

Охранник молча пропустил обоих, и Матвеев оказался в тепле.

Тут и там сновали десятки людей, и он чуть было не затерялся в этой суете, но хмурый провожатый по-прежнему уверенно вёл его переходами нижних этажей. Как оказалось, в столовую.

– Поешь сперва, – сказал он немного приветливее, – остальное потом.

От запахов кухни у голодного Матвеева закружилась голова. Он с жадностью набросился на поданный обед и почти залпом выпил большую кружку горячего чая. У чая был странный привкус, но обратить на это внимание уже не было сил.

– Ещё чайку? – спросила весёлая полная буфетчица сквозь туман, обволакивающий сознание одновременно с разливающимся по телу теплом.

«Спать. Как же хочется спать».

Матвеев не заметил, куда делся его провожатый. Он почти засыпал над второй кружкой. Потом его подняли под руки и повели. «Куда?» – хотел он спросить, но язык не слушался его, хотя он чувствовал и осознавал, как с него сняли куртку, он увидел на столе свой паспорт и мобильный телефон и снова захотел спросить, зачем их забирают, но снова не смог выговорить ни слова, когда человек, командовавший остальными, коротко распорядился насчёт какого-то сейфа. Потом перед ним появились из ниоткуда ряды двухъярусных коек, его подвели к одной из них, и он окончательно провалился в темноту.

Александр проспал почти пятнадцать часов. Наутро его представили новому начальнику – рябому парню лет под тридцать с сильным западноукраинским выговором, по имени Тарас, по должности десятник, а заодно выдали аванс в размере ста пятидесяти долларов – почему-то все расчёты велись именно в этой валюте. Весь первый день вместе с тремя такими же потёртого вида мужиками он занимался набивкой мешков снегом и починкой осевших баррикад. В обед он поинтересовался, можно ли отправить деньги родным – несмотря на его опасения, вопрос решился просто. Тарас взял у него адреса жены и сестры и через пару часов принёс почтовые квитанции.

По крайней мере, думал он, с деньгами не обманули, на первое время лучше, чем ничего, а дальше будет видно.

Кормили тоже неплохо, и свербившая в первый день мысль об отобранном паспорте стала постепенно отступать на задний план. Ещё через пару дней он совершенно успокоился.

Так прошла неделя, объявили выходной, и Сашка решил навестить сестру.

– Ты из рабочей команды? – спросил дюжий охранник, оглядев его с ног до головы и полностью загораживая проход своей огромной фигурой. – Пропуск на выход имеется?

– Какой пропуск? – не понял Матвеев.

– Ты что, придурок? – ответил «шкаф» вопросом на вопрос.

Позвали десятника.

Он тоже посмотрел на Матвеева, как на идиота.