class="p1">Сущность Верельского мирного договора сводилась к следующему: «Рубежи и границы с обеих сторон останутся на том основании, как были они до разрыва, или до начала нынешней войны». Военнопленных положено было освободить без выкупа. Швеции разрешался беспошлинный вывоз из России хлеба на 50.000 р.

Гр. C. Р. Воронцов, узнав о «желании потушить войну», выразил надежду, что Россия не заключит мира, не взяв от Швеции если «не великое герцогство Финляндское, то по крайней мере дистрикты» Нюландский, Тавастгуский и Саволакс. Этого требует «неотменно» новая столица. Мириться со шведами, не отняв указанных земель, граф считает стыдом. Отторжению Финляндии от Швеции гр. Воронцов придавал особенное значение. «За такие пункты, как Гельсингфорс и Свеаборг, — говаривал он, — я охотно отдал б тридцать таких, как Крым».

Но мир закрепил прежние границы, и гр. Воронцову пришлось утешить себя другими соображениями. «Нельзя без удовольствия представить себе, — писал он, — что шведский король требовал, чтобы ему уступила она всю землю от Кюмени до Сестрорецка, и отважился предписывать ей законы для мира с турками, а наконец принужден был сам просить мира, оставя турок и не получа ниже на вершок земли Российской». «Теперь только и говорят, что о мире, — читаем в дневнике шведа. — Литавры и оркестры отправлены в Вереле».

Обмен ратификаций был обставлен большой торжественностью. «Король, имевший ум, несколько забавный, приказал соорудить Алтарь дружбы». Его украсили щитами и инициалами короля и Императрицы. По бокам храма тянулись просторные палатки. При обмене договоров раздались залпы орудий и мушкетов. Король инкогнито замешался в толпу.

После этого шведам показывали калмыков, башкир, казаков, гусар и пехоту. Русские и шведы посещали друг друга. «Генералы и офицеры бросились нам на шею; мы ответили им также искренними изъявлениями дружбы», — пишет C. G. Апраксин. Русские и шведы были в Вереле искреннейшими друзьями. Солдаты, которые несколько недель назад жаждали пролить кровь друг друга, теперь обнимались, целовались и пили за здоровье друг друга. Наши генералы и офицеры были приглашены к королевскому столу (на ужин). «Даже солдаты туда. в большом числе пришли». «Король стоял среди толпы Российских поющих гренадер».

Ланжерон, рассказывая о приеме, оказанном Густавом русским офицерам, говорит, что король выказал по обыкновению некоторую странность и мелочное тщеславие. Его костюм, отличался роскошью, но в то же время походил на маскарад. Он был одет в шведское богато вышитое платье, покрытое кружевами, с эполетами в три ряда (sic). Шелковые панталоны были на половину желтого, на половину голубого цвета. Он носил громадные шпоры, когда-то принадлежавшие королю Карлу XII, и шпагу того же героя, висевшую на огромной перевязи; наконец, на нем были навешаны разные шарфы, ленты, ордена и проч. К тому же на нем была соломенная шляпа, украшенная громадным голубым пером.

Густав III

Принимая русских офицеров, король весьма развязно беседовал с ними, особенно ему понравился казацкий генерал Денисов, которого он спросил: был ли он им доволен по случаю схватки, происходившей в 1789 г.? Денисов возразил: «я вас не заметил вовсе, а впрочем, если б тогда командовал один из ваших героев, то я бы на вашем месте выключил его из службы». По поводу разговора Денисова с королем, Екатерина писала кн. Потемкину: «Денисов имел с королем шведским разговор образцовый, но переводчик не все перевел, что он ему сказать велел».

За первым официальным днем следовали праздники и фейерверки, от которых граф И. П. Салтыков уклонился «и хорошо сделал, потому что король сей странно изъявлял знаки своего увеселения»... раздавал разные ордена и военные украшения. «Хвастовство Монарха более побежденного нежели победившего» не понравилось очевидцу событий.

«Радостны, — читаем у Храповицкого (5 августа). — В церкви отправлено молебствие. Тем более довольны, что ни англичане, ни пруссаки сего не знают: on les а joués». Екатерина пожинала плоды своих трудов, своей стойкости. «Я правила всем, — сказала она, — как командующий генерал и много было забот». «С каким удовольствием, — писала Императрица барону Игельстрёму, — получили мы донесение ваше о заключении мира». «Спешу сообщить г-ну козлу отпущения, — писала Императрица Гримму, — что 3 августа 1790 г. генералом Игельстрёмом с нашей стороны и любимцем короля Армфельтом с другой подписан мир между Шведским королем и его сестрой Императрицей Российской, без всякого посредничества. Одним злом стало меньше. Сегодня утром у меня отвалились на ногах четыре мозоли, которые меня очень беспокоили; из сего следует, что этот день может быть причислен к благоприятным». Извещая князя Потемкина о мире со Швецией, Екатерина писала: «Одну лапу мы из грязи вытащили, как вытащишь другую, то пропоем аллилуйя. В конце августа 1790 г. Екатерина II, узнав, что князь Потемкин спокойно спит с тех пор, что «сведал о мире со шведами», сообщает: «мои платья все убавляли от самого 1789 г., а в сии три недели начали узки становиться... я же гораздо веселее становлюсь».

Радость Императрицы обозначалась щедрыми подарками Г. М. Армфельту, Эренстрему, Игельстрёму и др. Одарены и награждены были также оба главнокомандующие, Чичагов, Нассау-Зиген, Круз и Михельсон. Даже шведские офицеры, командовавшие частями при Вереле, получили подарки. «Вексель для Армфельта на десять тысяч червонных сделан (был) на Амстердам».

Празднества в Петербурге по случаю Верельского мира происходили с 8 по 23 сентября. Народ, называвший Густава III вторым Пугачевым, радовался, конечно, окончанию войны. С восходом солнца загремели орудийные выстрелы, возвестившие о наступлении торжества мира. В 8 часов утра прибыли в Казанский собор караулы. В 9 приехала из Царского Села Императрица. После литургии граф Безбородко прочел манифест о мире. Заиграли на трубах и литаврах, начались салюты из крепости. По городу разъезжал кригс-комиссар с белой перевязью через плечо; он имел мешки с серебряными жетонами, которые бросались народу. На них было вычеканено: «мир со Швецией заключен 3 августа 1790 г.», на другой стороне виднелась миртовая ветвь с лавровыми венками и надпись по краям: «соседственный и вечный».

Жетон мира. 1790 г.

В пятый день празднования мира, по сигналам из пушек, даны были народу жареные быки на устроенных пирамидах и из фонтанов пущено виноградное вино. Народный праздник прошел под проливным дождем. «Дождь льет как из ведра, писала Екатерина, — это соус к двум быкам с принадлежностями, которые стоят у меня под окнами, но без этой приправы можно бы обойтись. Эта вода разбавит и вино в двух фонтанах, устроенных рядом с господами быками». В последний десятый день