Я вырубил звук, надо работать, новости уже из ушейлезут. Лукошин проследил за мной, вздохнул тяжко.

– Ну да, новые места!.. – произнес он ссарказмом. – Дальневосточники, как и москвичи, сопьются вдрабадан, но невозьмутся за «грязную» работу, если можно спихнуть на китайцев, корейцев,вьетнамцев. Откуда при таком отношении новые рабочие места?

– Ему заплатили, – буркнул Лысенко. – Плюс –те же китайцы дачу построили.

– Теперь не дачи строят, – напомнил Лукошин. – Особняки!

– Да я по привычке, – сказал Лысенко. – Старогопса новым словесам учить трудно. У него сейчас такой особняк, какого уСталина не было. Словом, Карельский помогает китайским группам брать подконтроль районы Сибири и Приморья?

Вопрос был ко мне, я ответил осторожно:

– Да, готовит плацдарм. Проба сил, первые шары. Проверка,как отреагирует правительство.

– Плацдарм для китайской армии?

– Да, хотя он думает, что это будет ядро его великойевроазиатской державы.

Лысенко сказал зло:

– Правительству все по хрену, президент в панике, заметался,ах-ах, не пройдет на второй срок, какой позор! Сейчас только о выборах идумает. Вся его команда тяжеловесов, малость запоздав, начинает перенацеливатьорудия главного калибра на вас, Борис Борисович!

Лукошин сказал с удовольствием:

– А ведь раньше вас, Борис Борисович, и не замечали!В самом хвосте политиков вы плелись, уж извините, как курьез какой-нибудь.

Я поморщился, возразил:

– Чему радуешься? Теперь шарахнут! Все, что приписывалибратве из лидирующей группы, присобачат одному мне. Найдутся свидетели, какспаривался с козой, как принимал участие в сатанинских оргиях, а там и еще одинтайный счет в швейцарском банке отыщут…

Лысенко сказал рассудительно:

– А это смотря сколько на том счету! Может быть, и нестоит отнекиваться. Признаться, что да, мои деньги. И бросить их напредвыборную подготовку. Это значит, вам половину, мне почти половину, аВласову и Лукошину по ломтику.

– А почему тебе половину? – поинтересовалсяЛукошин.

– За идею, – пояснил Лысенко хладнокровно. –Теперь знаешь, сколько умные идеи стоят?

Власов кряхтел, долго смотрел в окно, рискуя получить пулю влоб, какой-то снайпер может сослепу решить, что это я выглядываю из-за плотнойшторы, наконец сказал с натугой:

– Борис Борисович, нравится тебе это или нет, но встречатьсяс народом придется. Что делать, сейчас эту черную скотинку приучили как зарубежом, так и у нас не мыслить самостоятельно, а просто-напростоориентироваться на впечатление.

Я не слушал, Власов умеет говорить правильно и очень нудно,я с неприятным чувством вспомнил недавно показанные архивы теледебатов, чтобыли впервые устроены между кандидатами на пост президента Соединенных ШтатовРичарда Никсона и Джона Кеннеди. Телевизоры в ту эпоху даже в Америке были не увсех, многие все еще слушали по радио, и вот все, кто слушал, поняли, чтоНиксон говорит умнее, ярче, речи его можно назвать речами дальновидногополитического деятеля, в то время как Кеннеди говорит как неопытный мальчишка,излишне самоуверенный, недостаточно умный и поверхностный. Однако большинствоуже были с телевизорами и увидели, что Никсон перед объективом скован, потеет,часто вытирает лицо платком, в камеру смотрит как-то испуганно, в то время какКеннеди – орел, смотрит с улыбкой, в кресле развалился по-хозяйски, отвечаетуверенно… и неважно, что он там говорит, кто этих политиков слушает! – ноголос звучит красиво, мужественно, а сам Кеннеди часто улыбается в экран, ктакому сразу чувствуешь расположение…

С предсказаниями результатов потому и случился казус:все социологи, кто слушал, предсказали победу Никсона, в то время каксмотревшие – Кеннеди. С той поры и начали уделять особое вниманиеимиджу, будь это президент, кандидат или соискатель на какую-то должность.Особенно если планируешь выставить свою кандидатуру на избираемый пост. Народне слушает речи: все звучат красиво, но все брешут, каждый избирательпредпочитает кандидатов увидеть, почему-то кажется, что так с одного взглядасразу поймем человека и решим безошибочно, кто сволочь, а кто сволочь поменьше.

Не знают, наивные, плохо в школе учились, что еще вдочеловеческом мире возникла мимикрия, когда безобидные мушки умелоприкидываются грозными осами. Люди сумели создать целую науку, как с помощьюимиджа таких вот ядовитых пчел замаскировать под трудолюбивых пчелок, которыетолько и думают, как неустанно носить мед для своего народа, для ненаглядныхизбирателей!

Служба охраны категорически противилась, чтобы я выступил намитинге прямо на площади. Одно дело – в здании, неважно каком, можно проверитьвходящих, пропустить через металлодетекторы, подозрительных взять под особуюопеку, а то и вовсе не пустить, пошла она на хрен, эта демократия с еесвободами личности, не фиг выглядеть подозрительными личностями и кавказцами,другое – на площади, когда в толпе десятки тысяч человек, когда так легковыстрелить по неподвижной цели.

Я возразил:

– Прошли те времена, когда наши могли вот так жертвоватьсобой!

– А если шахиды?

– Тех по мордам узнают, – сказал я, но сам ощутил, чтопрозвучало не очень убедительно. – Ладно, быть убитым –профессиональный риск всех президентов. К тому же движение за вхождение вАмерику приняло такой размах, что уже не остановить. Буду я президентом илинет, но Россия на этот раз и запряглась на диво быстро, теперь попрет и безменя.

Куйбышенко спросил недоверчиво:

– Вы вправду такой… самоотверженный?

Я развел руками.

– Конечно, общечеловеческая зараза и меня покоррозила, оченьхочется быть живым… но когда такие ставки, то отдельной жизнью можно и, какговорится, пренебречь. Хотя, конечно, свою почему-то жалко.

Терещенко, мой нынешний начальник охраны, сказалпримирительно:

– Хорошо, трибуну привезем с собой.

Охранники переглянулись, один сказал задумчиво:

– Да, это хоть и мелочь, но все-таки…

– А что за трибуна? – осведомился я. – Если вунивере, где я планирую сделать первое выступление, то там все есть…

– Наша не простая, – сообщил Терещенко, – с видуобычная, но на самом деле из прочнейших кевларовых листов с титановымипрокладками. Из гранатомета не пробить, разве что из танка… И размеры хороши,будете не до пояса, как вы любите, а только голова и плечи. Уверяю вас, это всеравно опасно. Очень.

– Вы мне еще каску или шлем предложите, чтобы посмешищембыл!

– Никто нашу трибуну не отличит от обычной!