Из первого ряда поднялся то ли студент, то ли молодойпреподаватель, прокричал яростно:

– Это предательство!

Несколько голосов с мест поддержали, но, как я заметил,большинство в зале еще то ли не осознало всего сказанного, то ли формулируетдоводы. Пока молчат, но вижу взгляды исподлобья, в которых обвинение впредательстве, наемничестве, засланности.

Ректор постучал молоточком по столу, сказал в микрофон:

– Тихо-тихо!.. Вы же не панки и не демократы… Берите слово,выходите к трибуне и высказывайтесь. Но только аргументированно.

Студент, нет, все-таки преподаватель, вышел из ряда и почтипобежал к сцене, выкрикивая:

– Да, предательство!.. Думаете, побоюсь сказать и отсюда?..

Терещенко насторожился, ладонь его опустилась на рукоятьпистолета. Второй агент, стоя за кулисами, вытащил пистолет с непомерно длиннымстволом и нацелился в ничего не подозревающего препода. Их видел только я, дажесидящие за столом не замечали, наблюдая за волнующимся залом.

Перед столом президиума на высокой подставке еще одинмикрофон, преподаватель наклонился, с его ростом приходится наклоняться,прокричал звонким, почти женским голосом:

– Мы все знаем, что это спланированная акция нашегопротивника! Нацеленная на раскол… нет, даже на уничтожение российскогонационального движения! И наверняка исход в кулуарах уже предрешен, язнаю, как они… они это!.. умеют говорить на своих заседаниях!.. Однако мы,сидящие в зале, не стадо баранов! Мы не позволим крутить нами и оболваниватьнас… Теперь видим, что партия «Русская Национальная Идея» была создана наденьги США и все эти годы укреплялась, завоевывала доверие, а вот сейчаснаконец-то показала свою истинную сущность!

Он умолк, повернул ко мне бледное лицо с горящими глазами.Темные волосы падают на лоб, похож не то на молодого старовера, что готов сжечьсебя в срубе, но не креститься тремя перстами, не то на убежденного русскогобомбиста, прародителя всех современных террористов.

Я сказал с болью:

– А что мы, руководство РНИ, приобретаем от своей идеи,кроме плевков от вас? Допустим, наш план осуществим. Тогда в конечном итогеРоссия перестанет существовать, а с нею перестанет существовать и РНИ. Но мыхотим, чтобы наши люди, русские люди, жили счастливее, богаче, достойнее… Незнаю, как вас, но меня всегда возмущала христианская традиция записыватьчеловека еще с пеленок в ряды христиан. Потом так же точно его записывали воктябрята, в пионеры, почти автоматически в комсомол… С этим вроде быпокончили, я имею в виду с традициями советской власти, хотя в христиане меняпо-прежнему записывают по желанию патриарха, а меня не спрашивают! Из этогомолча исходит требование, чтобы я исполнял и какие-то их дикарские обряды,повиновался их законам… Кроме того, мы все равно с момента рождения скованыцепями принадлежности к клану, роду, народности, обязаны, да-да,обязаны! – развивать именно этот язык и эту культуру, не смея сделать шагв сторону: общественность стреляет на месте! Когда же наступит тот век, когдамы будем в самом деле свободны? Когда сможем сами выбирать себе язык икультуру, в которой в данный момент хотим развиваться?

Я уловил встревоженный взгляд ректора, ощутил, что менязанесло, перед залом нужно говорить иначе, сказал другим голосом:

– Но сейчас перед нами более важная задача. Дадим ли Япониии Китаю возможность занять наш Дальний Восток?

Из первого ряда крикнул толстый студент, рыхлый, как ИльяМуромец на печи, но у него оказался такой голос, что услышали все и безмикрофона:

– Но США и так не позволит Японии и Китаю захватить нашДальний Восток! Штатам это невыгодно.

Рядом с ним выкрикнул другой:

– Верно, Штаты японцев боятся больше, чем нас!

– И китайцев боятся, – крикнул третий. – Нет,Штаты не допустят их вторжения в Россию!

Я переждал чуть, потом наклонился к микрофону и сказалгромко, чтобы голос подавил все крики:

– А мы за это ударим Штатам в спину, так?

Толстый студент вскочил, прокричал, обращаясь не столько комне, сколько к залу:

– А как же запущенный вами лозунг: «Ради блага всехлюдей, встретил юсовца – убей!»?

Я ответил твердо:

– По-прежнему подписываюсь под ним обеими руками. Конечно,спивающегося русского бездельника, китайского вора или чеченскогобоевика – тоже, но юсовца – в первую очередь. Русский спивается ивымирает, никому не вредя, китаец гребет в свой карман, чеченец защищаетучасток на своем огороде и в чужой не лезет… во всяком случае, так говорит, аюсовец и не скрывает, что хочет заставить весь мир жить по его правилам,смотреть матчи по бейсболу, восторгаться Бенни Хиллом, послать на хрен всякуюнауку и культуру, от них голова болит, и просто жить, трахая все, что движетсяи не движется. И чтоб все делали только так, а то он придет с крылатойракетой и вправит мозги всяким там умным.

Толстяк уже сел к этому времени, но тут вскочил снова.

– Ему не дадут так поступить свои же высоколобые!

– Да? – спросил я. – А вы знаете, что в этомгоду на исследования в области высоких технологий было отпущено в четыре разаменьше, чем в прошлом, а на следующий запланировано еще меньше? И всепотому, что надо увеличить пособия всей этой неработающей и не желающей учитьсядряни, что заполонила всю Америку и на правах большинства диктует, как жить, начто тратить деньги… кстати, заработанные совсем не ими!.. Дорогой, высоколобыеАмерики нуждаются в нашей поддержке!

За столом президиума ректор хмыкнул.

– Полагаю, – произнес он с горькой иронией, – чтокак раз юсовцы и обрадуются созданию нашей, я с вами, дорогой Борис Борисович,партии. Сочтут это великой победой их строя и на этом основании потребуют увеличениясвоего содержания.

Я развел руками.

– Да, это будет тоже. Но с другой стороны, в нашем народевсе еще сильны мессианские настроения. То, что называлось загадочным словом«духовность», но я его никогда не понимал. Эта духовность позволила взяться за строительствокоммунизма, хотя ни один народ в Европе так и не рискнул, теперь эта духовностьнайдет питательную среду в развитии культуры, высоких технологий…

– А не вольемся в ряды юсовцев?

– Часть вольется, но подпитка лагеря высоколобых будет кудазначительнее.

И все-таки домой съездить пришлось: у меня вовмурованном в стену сейфике хранятся кое-какие бумаги, которые лучше непередоверять курьеру. Терещенко сразу выслал вперед машину, как только понял,что меня не отговорить, мы выехали на час позже, как только из квартирыдоложили, что все чисто.

Терещенко вздохнул с облегчением: