Вдвоем они вернулись на Главную улицу… и застыли отудивления. Оба велосипеда были перевернуты. Шины были изрезаны. Содержимое ихрюкзаков было разбросано от одной стороны улицы до другой.

И в тот момент что-то на огромной скорости пронеслось мимолица Ника. Том взвизгнул и пустился в бегство. На мгновение Ник был озадачен.Он стал оглядываться и случайно посмотрел как раз в том направлении, гдесверкнула вспышка второго выстрела. Стреляли из окна второго этажа местногоотеля. Нечто похожее на быструю швейную иглу, дернуло ткань воротника егорубашки.

Он повернулся и побежал вслед за Томом.

Он не мог знать, стреляла ли Джули еще. Но он точно знал,что когда он догнал Тома, никто из них не был ранен. По крайней мере, мыотделались от этого бесенка, — подумал он, но это оказалось верно лишь отчасти.

Ночь они провели в амбаре в трех милях к северу от Пратта.Том постоянно просыпался от кошмарных снов, а потом будил Ника, чтобы тотуспокоил его. Около одиннадцати часов следующего утра они добрались до Юки, ираздобыли два хороших велосипеда в магазине под названием «Спортивный ивелосипедный мир».

Ник, наконец-то начавший оправляться от встречи с Джули,подумал, что они могут закончить свою экипировку в Грейт Бенде, где они должныоказаться никак не позднее четырнадцатого.

Но в четверть третьего дня, двенадцатого июля, в зеркалезаднего обзора, укрепленном на левой стороне руля, он заметил какое-тосверкание. Он остановился (Том, который ехал вслед за ним, считая ворон,врезался ему в ногу, но Ник едва ли почувствовал это) и оглянулся через плечо.

Сверкание, которое появилось над холмом прямо у них заспиной, словно дневная звезда, ослепило и обрадовало его глаз — он с трудомверил себе. Это был «Шевроле»-пикап древней модели, старое доброе детройтскоежелезо на колесах. Он медленно ехал, закладывая виражи с одной линии шоссе №281 на другую, пробираясь сквозь россыпь неподвижных автомобилей.

«Шевроле» выехал на обочину (Том бешено махал руками, в товремя как Ник замер на велосипеде, уперев ноги в землю) и остановился рядом сними. Последнее, что успел подумать Ник перед тем, как появилась головаводителя, была мысль о том, что за рулем окажется Джули Лори, улыбающаяся своейзлобной, ликующей улыбкой. В руке у нее будет оружие, из которого она ужепыталась убить их раньше, и нет никаких шансов, что она промахнется с такогоблизкого расстояния. Вся злоба ада не сравнится с ненавистью женщины.

Но появившееся лицо принадлежало человеку лет сорока, накотором была надета соломенная шляпа с лихо воткнутым за бархатную синюю лентупером. Когда он улыбнулся, лицо его покрылось сетью добродушных морщинок.

А сказал он следующее:

— Иисус Христос на пирушке, рад ли я встретить вас, ребята?Думаю, что рад. Залезайте сюда, и давайте разберемся, куда мы направляемся.

Так Ник и Том повстречались с Ральфом Брентнером.

Он упал и ударился головой.

Мир нырнул в черноту и появился вновь, разбитый на яркиефрагменты. Он ощупал висок, и рука оказалась покрыта тонкой пленкой крови. Неимеет значения. Что такое упасть и удариться головой, когда последнюю неделю ниодна ночь не прошла без кошмаров, и удачными ночами можно было считать те,когда крик застревал у него посередине глотки? Если в голос закричишь во сне ипроснешься от этого, то испугаешь себя еще сильнее.

Ему снилось, что он опять в туннеле Линкольна. Кто-то шелпозади него, но во сне это была не Рита. Это был дьявол, и он подкрадывался кЛарри с застывшей на лице темной усмешкой. Черный человек не был ожившиммертвецом; он был хуже, чем оживший мертвец. Ларри бежал, объятый медленной,тинистой паникой, свойственной кошмарам. Он спотыкался о невидимые трупы,смотревшие на него стеклянными глазами чучел из склепов своих машин. Он бежал,но какой был в этом толк, когда черный человек мог видеть в темноте? А спустякакое-то время темный человек начинал напевать: «Пошли, Ларри, пошли, мы будемвмеээээээсте, Ларри…»

Он начинал ощущать дыхание черного человека у себя на плече,и в этот момент он с усилием выбирался из сна, а крик либо застревал у него вглотке, как горячая кость, либо вырывался у него изо рта так, что можно былоразбудить мертвых.

В дневное время видение темного человека исчезало. Онработал исключительно в ночную смену. А днями над ним приходило работатьОдиночество, вгрызаясь в его мозг острыми зубами какого-то неутомимого грызуна— крысы, а может быть, ласки. Днями он думал о Рите. Снова и снова в своемсознании он снова и снова переворачивал ее и видел эти глаза-щелки, похожие наглаза животного, умершего от удивления и боли, и этот рот, который он когда-тоцеловал, забитый теперь застоявшейся зеленой рвотой. Она умерла с такойлегкостью, ночью, В ТОМ ЖЕ САМОМ ПОГАНОМ СПАЛЬНОМ МЕШКЕ, а теперь он…

Ну что сказать, сходил с ума. Именно так и было, разве нетак? Именно это с ним и происходило. Он сходил с ума.

— Сумасшедший, — простонал он. — Господи, я становлюсьсумасшедшим.

Уцелевшая рациональная часть его сознания подтверждала, что,возможно, это так и есть, но в данный момент страдал он не от этого, а оттеплового удара. После того, что произошло с Ритой, он уже был не в состоянииехать на мотоцикле. Перед ним постоянно маячило видение собственной плоти,размазанной по всему шоссе. В конце концов он отправил мотоцикл в канаву. С техпор он шел пешком — как долго? четыре дня? восемь? девять? Он не знал. Последесяти часов утра температура поднялась выше девяносто градусов по Фаренгейту,сейчас было почти четыре, солнце било ему прямо в спину, а шляпы на нем небыло.

Ларри потерял много веса и сейчас балансировал на тонкойметафорической (или метаболической?) грани между худобой и истощением. У негоотросла борода. Глаза его глубоко запали и сверкали в глазницах, словномаленькие затравленные зверьки, попавшиеся в рядом расставленные ловушки.

— Сумасшедший, — простонал он снова. Безнадежное отчаяниесвоего собственного скулящего стона испугало его. Неужели дела зашли такдалеко? Когда-то существовал Ларри Андервуд, записавший пластинку, имевшуюнеплохой успех, человек, у которого были фантазии о том, что он станет ЭлтономДжоном своего времени… А теперь этот парень превратился в разбитое создание,ползущее по черному покрытию шоссе № 9 где-то на юго-востоке Нью-Хемпшира. Тотдругой Ларри Андервуд не мог иметь никакого отношения к этому ползучему скату…к этому…

Он попытался подняться и не смог.

— Ой, это так смешно, — сказал он вслух, наполовину смеясь,наполовину плача.

Через дорогу на холме в двух сотнях ярдов, сверкая словнопрекрасный мираж, стояла на отшибе белая новоанглийская ферма. Ее обшивка иотделка были зеленого цвета, крыша была покрыта зеленой дранкой. С холмасбегала зеленая лужайка, которая только-только начала зарастать травой. Уподножия холма тек небольшой ручей. Ларри мог слышать завораживающий звук еговеселого журчания. Вдоль него извивалась каменная стена, возможно, служившаяграницей частного владения, а над ней на приличном расстоянии друг от друганависали огромные, тенистые вязы. Он доползет дотуда и просто посидит немного втени — вот что он сделает. А когда он более спокойно сможет взглянуть на… наположение дел вообще… он встанет на ноги, спустится к ручью, попьет воды иумоется. Может быть, от него плохо пахнет. Однако, кому какое дело? Кто будетнюхать его теперь, когда Риты нет на свете?