В голову мне приходили безумные мысли. Я шел за ним, и мнеказалось, что прежде ничего не происходило. Как будто не было подземного склепау Невинных мучеников и не был этот мальчик ужасным демоном, пришедшим издалеких веков…

Мы сами были пределом своих желаний, и это спасало нас, апередо мной не простирался неведомый ужас моего вечного бессмертия… Мы плыли поволнам спокойного моря, видели вдали знакомые маяки… и для нас настало наконецвремя заключить друг друга в объятия.

Мы были одни в холодной и пустой комнате. Звуки далекогобала сюда почти не проникали. От недавно выпитой крови тело его было теплым, ия отчетливо слышал мощные удары его сильного сердца. Он еще теснее прижал меняк себе. За высокими окнами мелькали огни проезжающих мимо экипажей, ибеспрестанно доносящиеся до нас с улицы тихие звуки давали ощущениебезопасности и уюта, обещали все, что только может обещать Париж.

Я никогда не умирал. Жизнь начиналась сначала. Я протянулруки и прижал его к себе, слушая, как бьется его сердце. Я звал своего Никола,обращался к нему, чтобы предупредить о том, что все мы обречены. Капля закаплей из нас уходила жизнь, перед моими глазами стояли цветущие в саду яблони,и мне казалось, что я схожу с ума.

– Успокойся, успокойся, мой дорогой, – тихо шепталон мне, – нет ничего, кроме мира, покоя и наших сомкнутых рук.

– Тебе ведь известно, что для меня это было проклятойслучайностью, – неожиданно заговорил я. – Я стал демоном противсвоего желания. Я все время плачу, словно потерявшийся ребенок. Я хочувернуться домой.

– Да, да, конечно, – шептал он.

Вкус его губ был вкусом крови, но это была не человеческаякровь. Она была тем эликсиром, который дал мне Магнус, и я готов был отпрянутьот Армана. В тот момент я еще мог уйти. Я получил еще один шанс. Колесо сделалополный оборот.

Я кричал, что не стану пить, ни за что не стану пить, ивдруг почувствовал, как два горячих острых клыка с силой вонзились мне в шею ипроникли в самые глубины моей души.

Я не в силах был пошевелиться. Все происходило точно так же,как и в ту ночь. Восторг, который я испытывал, был в тысячи раз сильнее, чемтот, который охватывал меня всякий раз, когда я держал в своих объятияхсмертного. Я понимал, что он делает. Он насыщался мной! Опустошал меня!

Чувствуя, что он по-прежнему прижимает меня к себе, я опустилсяна колени. Из раны на шее неудержимым потоком хлестала кровь.

– Дьявол! – хотел было крикнуть я, но прошлокакое-то время, прежде чем мне удалось произнести это слово. Тело мое былословно парализовано. – Дьявол! – снова прорычал я и, воспользовавшисьзамешательством Армана, отшвырнул его от себя.

Он рухнул на пол почти без сознания.

В ту же секунду я навалился на него, распахнул французскоеокно и выволок Армана в темноту ночи.

Пятки его царапали по камням, лицо превратилось в ужаснуюмаску ярости. Потом я, крепко держа его за правую руку, принялся вертеть Арманаиз стороны в сторону, так что голова его запрокинулась и он не мог ни увидеть,ни догадаться, куда я его тащу, ни уцепиться за что-нибудь. Все это время ясвободной рукой продолжал колотить его, пока кровь не хлынула у него из ушей,из глаз и носа.

Я волок его подальше от дворцовых огней. Он отбивался,стараясь освободиться, и заявлял, что непременно меня убьет, потому что теперьполучил мою силу. Он выпил ее вместе с моей кровью, и в соединении с егособственной силой она сделает его непобедимым.

Совершенно обезумев, я схватил его за шею и прижал головой кдорожке. Я давил, душил до тех пор, пока из его разинутого рта крупнымисгустками не потекла кровь.

Он не мог даже кричать. Колени мои буквально впились ему вгрудь. Крепко сдавленная моими пальцами шея распухла, он вертел головой, акровь все продолжала с булькающими звуками вырываться из его рта. Глаза егостановились все больше и больше, но уже ничего не видели. Наконец, когда япочувствовал, что он ослабел и обмяк под моими руками, я отпустил его.

Однако потом вновь принялся избивать его и в конце концоввытащил шпагу, чтобы рассечь ему голову.

Пусть так и живет, если сможет. Пусть остается в таком видебессмертным, если ему это удастся. Я уже замахнулся было шпагой, но в этотмомент взгляд мой упал на его лицо. Струи дождя стекали по его щекам.Полуживой, не в состоянии даже молить меня о милосердии, не в силахпошевелиться, он пристально смотрел на меня.

Я ждал. Я хотел, чтобы он умолял меня. Я жаждал вновьуслышать его коварный и обольстительный голос, который всего лишь на одноволшебное мгновение заставил меня поверить в то, что я снова жив, свободен идостоин уважения. Проклятый, непростительный обман. Ложь, которую я отныне несмогу забыть. Я жаждал, чтобы мой гнев преследовал его даже за порогом могилы.

Но он продолжал молчать.

И в это мгновение полного поражения и падения к нему вдругвернулась его неземная красота.

Он лежал на посыпанной камнями дорожке всего в несколькихшагах от оживленной улицы, откуда доносился стук деревянных колес по мостовой ицокот лошадиных копыт, и был в эти минуты похож на искалеченного ребенка.

Но в этом ребенке были заложены вековое зло и вековыезнания, и с его губ сейчас не слетали бесчестные обманы и мольбы. От негоисходило ощущение того, что он есть на самом деле. Древнее, очень древнее зло,чьи глаза воочию видели те мрачные времена, о которых я мог только мечтать.

Я отпустил его, поднялся и вложил шпагу в ножны.

Потом отошел от него на несколько шагов и буквально рухнулна каменную скамью.

Вдалеке я заметил фигурки людей, занятых починкой сломанногофранцузского окна во дворце.

Он лежал неподвижно. Вокруг царила темнота. Я смотрел нанего совершенно равнодушно.

Лицо его непроизвольно оказалось повернутым ко мне.Спутанные, локонами вьющиеся волосы слиплись от крови. С закрытыми глазами ираскинутыми в стороны руками он казался забытым и брошенным порождением времении сверхъестественной случайности, таким же несчастным, как и я сам.

Что сделало его таким, какой он есть? Мог ли он, такой юныйи наивный, много веков назад хотя бы догадываться о значении принимаемого имрешения? Не говоря уже об обетах или клятвах стать таким существом!

Я встал и медленно подошел к нему, а потом долговсматривался в него и в кровь, впитавшуюся в кружева рубашки и пятнами засохшуюна лице.

Мне почудилось, что он вздохнул, что я услышал егоотрывистое дыхание.