Я не мог больше ни видеть, ни слышать это. Тело Ники резконаклонялось то назад, то вперед, словно скрипка превратилась вдруг в дикогозверя, которого он не в силах был укротить. Он резко и быстро ударял смычком пострунам.

Танцоры кружились вокруг него, а когда он вдруг резковскинул над головой руки с зажатой в них скрипкой, сомкнулись теснее и сжалиего в объятиях.

Ники разразился громким пронзительным смехом, от которогосотрясалось все его тело, но смех быстро смолк, Ники опустил голову, пристальнопосмотрел на меня и вдруг оглушительно выкрикнул:

– Я представляю вам Театр вампиров! Театр вампиров!Величайшее и лучшее представление на бульварах!

Все удивленно уставились на него. Но в следующую секунду какодин дружно зааплодировали и закричали. Они взлетали в воздух, кувыркались ивизжали от восторга, потом бросились обнимать и целовать Ники. Они танцеваливокруг него по кругу и заставляли его кружиться. Смех стал еще громче, когда онв свою очередь кинулся обнимать их и отвечать на их поцелуи, а онирозово-красными языками слизывали кровавый пот с его лица.

– Театр вампиров! – Теперь уже они выкрикивали этислова для всего мира и кланялись несуществующим зрителям. Кланялись огнямрампы, а потом подпрыгивали, взлетая к самому потолку и с грохотом приземляясьобратно на дрожащие доски сцены.

Последние звуки музыки растворились в воздухе, уступив местокакофонии визга, топота и смеха.

Я не помню, как повернулся и выбежал из зала, как поднялсяпо ступенькам на сцену и промчался мимо них. Но, должно быть, я это сделал.

Ибо я вдруг обнаружил, что сижу на узком столике в своейгримерной, прижавшись спиной к стене в углу, подтянув к подбородку колени, иприникаю головой к холодной поверхности зеркала. Рядом со мной стояла Габриэль.

Я тяжело дышал, и хриплый звук собственного дыханияраздражал меня. На глаза мне попались знакомые вещи – парик, который я носил насцене, палитра для смешивания грима, – и они вызвали у меня в душе бурюэмоций. Я буквально задыхался и не в силах был думать о чем-либо.

В проеме двери возникла фигура Ники. С удивительной для насс Габриэль силой он отодвинул ее в сторону, подошел ко мне почти вплотную иткнул в меня пальцем.

– Ну и как тебе все это понравилось, мой господин ипокровитель? – выпалил он почти скороговоркой, так, что слова едва ли несливались в единый поток. – Разве тебе не доставило удовольствие стольвеликолепное совершенство? Ужель ты не преподнесешь Театру вампиров немногозолота и монет, которых, насколько мне известно, у тебя несметное количество?Как это ты говорил: «Новое зло, червоточина в самой сердцевине розового цветка,смерть в гуще жизни…»?

После долгого молчания он, казалось, никак не могостановиться, и, даже когда наконец замолчал, с губ его продолжали слетать бессвязные,нечленораздельные звуки. Выражение его измученного лица было напряженным, акапли кровавого пота испачкали воротник рубашки. За его спиной простодушнорассмеялись остальные, все, кроме Элени, которая напряженно всматривалась внаши лица, изо всех сил пытаясь понять, что именно происходит между нами.

Он придвинулся еще ближе, с полунасмешливой-полузлобнойулыбкой тыкая пальцем мне в грудь.

– Ну же, отвечай! Разве не величайшего гения видишь тысейчас перед собой? – И на этот раз он ударил пальцем в грудь себя. –Они будут приходить на наши представления и наполнят наши сундуки золотымимонетами. И никогда не догадаются, кого именно приютили эти стены, что пышнымцветом расцвело почти в самом центре Парижа! В темных уголках мы будем пить ихкровь, а они будут аплодировать нам, стоя перед ярко освещенной сценой…

Мальчик-вампир засмеялся, слабо звякнул бубен, тихо запелаженщина, мужчина с хохотом пустился по кругу, изображая какой-то невероятныйтанец среди полусгнившего хлама.

Нависшая надо мной фигура Ники не позволяла мне хорошовидеть происходящее, я не мог отыскать взглядом Элени.

– Величественное, восхитительное зло! – продолжалон голосом, полным злобы и ненависти, протягивая ко мне больше похожие назвериные лапы руки, которые готовы были в любой момент разорвать меня накуски. – Здесь, в самом центре цивилизации, служить Властелину Тьмы!Служить так, как никто и никогда не служил ему прежде! Вот для чего ты сохранилтеатр! Только благодаря твоему любезному покровительству смогла родиться столь грандиознаяидея!

– Все это глупости и пустяки, – ответил я. –Красиво, хитро, но не более.

Я произнес эти слова очень тихо, но тем не менее онизаставили всех замолчать, в том числе и Ники. Первое потрясение прошло иуступило место иным, не менее болезненным чувствам, сдерживать которые, однако,мне было значительно легче.

В наступившей тишине слышался только шум, доносящийся сбульвара. Ники смотрел на меня, и в глазах отражалась переполняющая его злоба.

– Ты обманщик, презренный лгун, – наконец произнесон.

– Во всем этом нет никакого величия, – ответиля, – ничего возвышенного. Одурачивать глупых и беспомощных смертных,насмехаться над ними, а потом, выйдя отсюда, все тем же старым и примитивнымспособом отнимать у них жизнь, убивать одного за другим все с той же неизбежнойжестокостью только ради того, чтобы продлить собственное убогое существование!Человек тоже способен убить другого человека. Что ж, играй на своей скрипке,танцуй, если тебе угодно, показывай то, за что тебе заплатят, если это поможет тебезанять время и пережить вечность. Это действительно красиво и хитро! Небольшаяроща посреди бескрайнего Сада Зла.

– Подлый обманщик, – процедил он сквозьзубы. – Ты просто юродивый, вот ты кто! Ты, кто владел тайнами Тьмы,которые превыше всего и которые делают все остальное бессмысленным, что сделалты с ними? Как воспользовался ими, когда после смерти Магнуса осталсяединовластным хозяином башни? Ты не придумал ничего лучше, кроме как попытатьсяжить, изображая из себя приличного человека! Добродетельного человека!

Он стоял так близко, что брызги его слюны летели на моелицо.

– Покровитель искусства! – с издевкой продолжалон. – Благодетель, рассылающий подарки семье и всем нам!

Он сделал шаг назад, по-прежнему глядя на меня снескрываемым презрением.